когда к нему вернется координация, но он все еще видит такие вещи и относится к ним по-прежнему.
Они вместе стоят в лучшем месте «Джексона» – в углу длинного бара. Угол в «Джексоне» призывает к кутежу. Место у бара в «Джексоне» – это сложный язык, поэма о власти. У людей, которые пьют здесь, нет власти. Некоторые из них – сыновья без отцов, сыновья без матерей, мальчики Барнардо[26], сбившиеся с пути. Некоторые жили бы лучше без навязанной им злополучной доли родителей. Они достаточно умны, некоторые из них – люди выдающегося ума, но у них нет законных способов воспользоваться своим умом. Они – корм для тюрьмы.
При виде того, как эти люди выходят из приличных мест, у полиции пробуждаются подозрения. У них нет власти, но в пределах этого безвластия все-таки есть классы, которые следует оценивать и учитывать. Эти люди собираются ночь за ночью, в новых нарядах, бахвалясь пачками наличных, полные решимости доказать другим членам низшего класса, что они еще держатся на плаву.
Стоя у угла бара, Уотт и Мануэль видят всю комнату и обе двери. Они видят, кто входит с голодными глазами, кто здесь ради того, чтобы клянчить, а кто вплывает в новом с иголочки костюме, под руку с двумя дамами. Все, входящие в дверь, первым делом видят их и улавливают их настроение.
Поскольку угол дает власть, приходится сражаться, чтобы его удержать. Демонстрация слабости или безденежья, неуважение к вам, оставшееся безнаказанным, – и вас вышибут за угол. Малейшая нерешительность – и вас вытолкнут с этого места.
Мануэль впервые удерживает угол. Несколько раз он случайно прибивался сюда, но его всегда отталкивали – не один человек, но единодушная толпа. Уотт держал угол и раньше, но никогда – так долго. Однако же они вместе, и они не гармонируют друг с другом – это всех ошарашивает.
К бездумной угрозе, которую излучает Мануэль, добавляется богатство и рост Уотта. Глаза людей перебегают с одного на другого, все озадачены таким союзом, поэтому оказываются в невыгодном положении. Как это случается со всеми сильными союзами, в конечном итоге его участникам придется решить, что с ним делать, – но сейчас они просто опьянены им, они в приподнятом настроении, быстро пьют и разговаривают без церемоний.
Уотт говорит Мануэлю то, чего не сказал бы никому другому:
– Я убил свою жену, – когда их беседу прерывает Скаут О’Нил, который, пошатываясь, входит в дверь.
Уотт пытается окликнуть его, чтобы купить ему выпивку. Он не сделал бы этого, не будь пьян, потому что О’Нилу вообще не полагается здесь быть. Нынче ночью он избит до безобразия.
Скаут стоит у двери, оба его глаза подбиты, переносица опухла и рассечена, пиджак на плече порван. Кровь с подбородка он вытер рукавом, но не всю. На его щеках запеклась белая соль. Глаза у него слезятся – наверное, из-за сломанного носа. Даже О’Нил знает, что нынче вечером его не обслужат. Он просто ищет кого-то; наверное, того, кто должен ему деньги, из клуба «Гордон».
Уотт выкрикивает его имя:
– Чертов Скаут О’Нил!
Скаут слышит это и поднимает руку, в то же время осматривая бар в поисках