было у неё в голове. Если бы только тут был родник. Издалека до неё доносился его голос:
– Очень бы желал…
И она подумала:
– Чего же ты ждёшь?
Нет, она не подумала, она сказала это громко, во весь голос. Громко – и сама встрепенулась, испугалась. Почти приказом прозвучали её слова: «Чего же ты ждёшь?»
Он все ещё колебался. «Что она плетёт?» – думал он. Как это у них делается, он знал очень хорошо. Это стоит стольких усилий, и времени, и денег – в ресторане и на танцах. Надо долго ухаживать и льстить, упрашивать и уговаривать, пока девушка пустит в свою комнату. И должна при этом быть тёмная ночь, чтобы никто ничего не знал. А здесь, светлым днём, в праздничное утро, во время церковной службы прибегает к нему в лес барышня. Прибегает в рубашке, ложится к нему на мох, не стыдится – нет, сама его зовёт. Она, должно быть, совсем свихнувшаяся!
Эндри взглянула на него, высокомерно подобрав губы. Она бросила соколов на жаворонков, потому что Ян их любил! Кузен забыл её! Он целовал другую – она будет целовать Бартеля, как целовала Яна. Это сотрёт с её губ его поцелуи!
Поцелуй – он займёт одну минуту – и она рассчитается с кузеном. Тогда она может встать, пойти домой, не бросив более ни одного взгляда на этого парня. Пусть бежит за ней, несёт её халат!
– Иди! – сказала она.
Взяла его голову и поцеловала в уста.
Итак, это было сделано. Но он не отпускал её. Держал крепко, прижимал все теснее. Чего он хочет от неё?
– Уходи! – крикнула она. – Уходи!
Оттолкнула его от груди, ударила, ударила сильно – прямо в лицо.
Бартель отскочил. Лицо его пылало. Что такое? Она его поцеловала, а затем бьёт? Что он – её собачка, которую она может пинать? Его кровь бурлила. Ни одна девка этого не смеет – и барышня тоже! Она лежала перед ним нагая, и он бросился на неё.
Началась борьба. Она громко кричала, оборонялась руками и ногами, впивалась в его тело, как делали сокола. Разорвала его рубашку. Над собой она видела его грудь, противную, густо поросшую чёрными волосами.
Он уже не щадил её, запрокинул ей голову назад, железными тисками сдавил грудь. Наклонился над её телом, тяжёлым сапогом отодвинул колено.
В голове её все спуталось, все закружилось. Она чувствовала, что теряет силы, как бы тонет в середине Рейна. Ощутила что-то вроде судорог, и волны сомкнулись над нею.
Она лежала тихо, окровавленная, всхлипывая и дрожа. Допустила – все допустила!
Эндри открыла глаза и посмотрела вокруг себя. Бартель исчез, также исчезли с куста его шляпа с пером и куртка с пуговицами из оленьего рога. Возле лежала её рубашка, запачканная тряпка. Она обвязала ею тело, как могла, накинула сверху халат. Тихо пробралась через лес, далее побежала лугами. Бежала, бежала. Пришла к парку, обошла дорожку, пробираясь кустами.
Полдневная жара. На замковом мосту ни единого человека. Она быстро прошла через мост и через ворота. На дворе было совсем тихо, очень пустынно. Прокралась вдоль стен, быстро вбежала по лестнице в свою комнату. Никто её не видел, никто.
Она бросилась на кровать и лежала на ней, глядя