не сразу издохнет; получив же смертельную рану, будет преследовать обидчика до последнего. Может статься, до утра – тьма покровительствует нечистой силе, в ней прекрасно себя чувствует даже изначально мертвый зомби. Потому-то бывалые маги рекомендуют загодя приглядеть высокое дерево, дабы в случае чего пересидеть на нем праведный гнев агонизирующей твари. Раньше я посмеивалась над подобными советами, но сейчас была совсем не прочь схалтурить, махнув рукой на честь, доблесть и славное имя в летописи.
Раненый живоглот скакал медленнее, зато свирепо и недвусмысленно ревел в полный голос, отбивая охоту сдаваться и просить прощения. До Кущи оставалось меньше тысячи шагов, до живоглота – три прыжка, для мгновенного перемещения на несколько сот локтей требовалось замереть хотя бы на пять секунд и умиротворенно сосредоточиться. Я сомневалась, что сумею надлежащим образом умиротвориться с разъяренным живоглотом за спиной, и мчалась вперед что есть мочи, лихорадочно перебирая в памяти доступные заклинания. К сожалению, большинство из них были строго специфичными, рассчитанными на конкретный вид нежити, а живоглот классификации не поддавался.
Тварь настигала. В лицо бил ветер, в спину – столь же неприветливое дыхание. Эх, жаль, меч остался в ските. Закаленная сталь порой оказывается действеннее магии, упокаивая нежить на месте. Я представила веревку, натянутую поперек тропы, перепрыгнула и с удовольствием заслушала тяжелый удар о землю. Топот на секунду умолк, потом возобновился с удвоенным энтузиазмом. Только я собралась повторить удачный трюк, как сама поскользнулась на островке грязи, шлепнулась на колени и единственное, что успела сделать, – обернуться и швырнуть в живоглота пульсирующий комок огня, растекшийся по морде.
Как ни странно, это сработало – ослепленный гад закрутился на месте, рыча, плюясь и раздирая морду лапами. От пульсара летели клочья вперемешку с шерстью. Я потихоньку отползала назад и все никак не могла подняться, неудачно подвернув ногу. Малейшее движение причиняло острую боль, ступня словно онемела.
И тут из темноты выскочил козел, осмотрелся, тряхнул бородой, выбрал ни разу не боданный зад и без колебаний пошел на таран. Звучно припечатанный рогами, живоглот пошатнулся, совершил величавый полуоборот над тропой и ухнул в болото головой вниз, плеснув на меня затхлой жижей. Забился, задрыгал задними лапами под шипение и бульканье пузырей болотного газа, скопившегося в толще трясины, погружаясь все глубже, пока не исчез целиком.
Воцарилась тишина, с непривычки зазвеневшая в ушах. Прошло немало времени, прежде чем сквозь нее проступил шелест ветра в мохнатых гривках осоки, жабья разноголосица, надрывные крики осмелевшей выпи и заплетающиеся шаги.
Пульсар Кузьмая напоминал худосочного светляка на последнем издыхании, призванного скорее для моральной поддержки, нежели