небритого и ужасно худого человека, сидящего около окна с закрытыми глазами. Он был одет в бесцветные штаны и растянутую кофту и иногда сотрясался, словно от беззвучного кашля.
– Папа? – тихо проговорил я.
Человек у окна даже не пошевелился, и я сделал несколько шагов вперёд, всматриваясь в острые черты лица сидящего. Если мы и были с ним когда-то похожи, то теперь от этого сходства не осталось и следа.
– Папа…
Натаниэль грустно покачал головой и произнёс негромко:
– Нет, он не ответит.
Я сжал зубы, чтобы не выдать разочарование, и, развернувшись, быстро вышел из палаты. Широкий коридор, расходившийся двумя крыльями в разные стороны, казался невероятно светлым после полутьмы, царивший в мрачной комнате. Вокруг никого не было, и я, тяжело вздохнув, подошёл к огромному окну.
Всё, чего ни касался глаз, было наполнено нерушимым спокойствием, и только сверху, высоко над трехэтажным зданием, шумели сосны, нарушая полную тишину своим приятным поскрипыванием.
Почему-то я язвительно подумал о том, что этот загородный реабилитационный центр – санаторий обязательно должен называться именно «Сосны», а потом спросил Натаниэля, вышедшего в коридор из комнаты папы:
– Почему ты не сказал?
– Прости, – он опустил глаза. – Я подумал, что… вдруг мы встретились с тобой не случайно? Вдруг у тебя получилось бы поговорить с Александром. Вдруг он услышал бы тебя…
Я посмотрел через приоткрытую дверь на печальную фигуру:
– Почему он здесь?
– Здесь ему могут спасти жизнь. – Натаниэль достал из сумки потрепанную медицинскую карту и отдал мне, словно не желая произносить вслух страшные диагнозы.
Я пролистал склеенные справки, быстро читая записи, оставленные различными специалистами в разные годы.
Иммунодефицит.
Менингоэнцефалит, перенесённый в год моего рождения. Описание снимков полностью разрушенного мозга.
Подтверждение диагнозов в течение всех следующих лет с мелькающей пометкой карандашом: без улучшений.
Захлопнув карту, я кивнул Натаниэлю, давая понять, что тоже считаю, что никакой надежды на выздоровление нет. В бледном сиянии вокруг папы я с самого начала видел холодные цвета, какими никогда не светились по-настоящему живые.
Я собирался сказать об этом Натаниэлю, но у меня в кармане внезапно беззвучно зазвонил телефон, на экране которого высветилось короткое слово «Отец». Не испытывая абсолютно никаких эмоций, я спокойно нажал кнопку «ответить», ожидая услышать все, что угодно, но не то, что произнесли на той стороне «провода»:
– Алло.
– Алло, – голос отца звучал непривычно вопросительно. – Ты можешь со мной встретиться?
– Встретиться? – удивленно повторил я.
– Да, – немного раздраженно подтвердил он. – Сможешь подъехать к моей работе к шести часам? – Я недоверчиво промолчал, не понимая, почему он внезапно захотел видеть меня, да ещё и у себя на работе. – Я просто кое-что тебе передам, и, если захочешь,