её под свою защиту, возможно, вы согласитесь также доставить судье одну просьбу…
– Какой бы она ни была, мадам, вы можете считать, что мой друг Дарки возьмёт на себя обязанность передать её своему дяде, – любезно прервал женщину капитан.
– Я не прошу невозможную вещь, зная, что юстиция должна следовать своим, установленным правилам, и понимая, что Берта должна оставаться в своём положении и статусе, пока не будет доказано, что она невиновна. Но не зависит ли от судьи, который руководит расследованием её дела, возможность освобождения моей сестры… предварительно…? До суда? Мне сказали, что закон это ему позволяет.
– Да, действительно, освобождение на поруки… я пока не размышлял об этом, да и Дарки также.
– Моя сестра не пыталась бы сбежать и, уверена, подчинится всем указаниям, любому наблюдению, которое может быть ей предписано в этом случае… и если Бог не позволит, чтобы её невиновность стала очевидной для всех, и она будет осуждена, то пока настанет этот момент, Берта не проведёт, по крайней мере, до этого времени, бесконечно длинные дни и ночи в тюрьме и не испытает бесполезных страданий. Я могла бы видеть её каждый день, сумела бы поддержать её во время этого жестокого испытания, которому она подвергается сейчас…
Мадам Крозон внезапно замолчала, заметив, что её муж недовольно сморщил брови, и голос тут же покинул сестру Берты. Нуантэль, сумевший разгадать мысли, зарождавщиеся в голове моряка, поторопился ответить ей таким образом, чтобы задушить их в зародыше в голове ревнивого мужа, эти возрождающиеся подозрения неисправимого ревнивца.
– Мадам, – тихо произнёс он, – я сомневаюсь, чтобы месье Роже Дарки согласился сделать то, что вы желаете, и то, что я желаю так же сильно, как и вы, то, что желаем мы все, если бы только не шла речь об убийстве и дело это не было бы столь серьёзно! Но я могу вам обещать, по крайней мере, что просьба ваша будет представлена ему на рассмотрение и тепло поддержана.
Затем, не оставляя молодой женщине времени на то, чтобы она продолжала настаивать на своей просьбе, Нуантэль её поприветствовал и вышел из комнаты с моряком, который его дружелюбно взял за руку, чтобы проводить, и который, едва они достигли прихожей, принялся прижимать капитана к своей груди, возбуждённо говоря:
– Нуантэль, я был безумен… но вы мне вернули разум… я вам обязан своим счастьем… сейчас между нами снова доверие, которое будет сопровождать нас и в жизни, и в смерти.
– Значит, вы меня больше не подозреваете во всякой гадости, – весело сказал Нуантэль, для которого не было большего счастья, чем освободить себя от этого безумного объятия моряка.
– Я не подозреваю больше никого… поймите меня! Когда я думаю, что я едва не сразился с вами на дуэли… что я хотел убить Матильду… я стыжусь, что поверил клевете подлеца.
– И которого я иду немедля разыскивать, не теряя ни одной минуты, и я его непременно