об идеальном вечере. – Надо было выехать пораньше.
Кики поправила на плечах свой лиловый палантин.
– Ну не такая уж она и длинная. Во всяком случае, не холодно.
– Я махану через забор только так, – сказал Леви, берясь за чугунные пики ограды. – А вы стойте, как лохи, в очереди. Братану ворота ни к чему, он и так перепрыгнет. Это по-уличному.
– Что-что? – переспросил Говард.
– Ну, по-уличному, – протянула Зора. – То есть в согласии с улицей, по уличным законам. В унылом мирке Леви, если ты негр, у тебя тайный священный союз со всякими закоулками.
– Слышь, кончай рот разевать. Что ты знаешь про улицу? Ты ж ее не видала.
– А это что? – спросила Зора, ткнув в землю пальцем. – Зефир?
– Я тебя умоляю. Это не Америка. Разве это Америка, это детская площадка. Я родился в этой стране, я знаю. Ты смотайся в Роксбери или в Бронкс[15] – вот Америка и вот улица.
– Леви, ты не живешь в Роксбери, – медленно проговорила Зора. – Ты живешь в Веллингтоне. И мотаешься в Арундел[16]. И носишь белье со своими инициалами.
– А я, интересно, уличный? – задумался Говард. – Я полон сил, и у меня есть шевелюра, глаза и прочее. И яйца первый сорт. Конечно, IQ мой выше среднего, но пороху во мне много.
– О нет!
– Папа, не говори «яйца первый сорт». Пожалуйста.
– Так я гожусь для улицы?
– Черт, почему ты из всего делаешь хохму?
– Я так хочу быть уличным!
– Мам, ну скажи ему!
– Я разве не пацан? Ну погляди! – Говард начал выворачиваться наизнанку, усиленно работая телом и руками. Кики вскрикнула и прикрыла глаза ладонью.
– Честное слово, мам, я иду домой. Еще раз он дернется – я ухожу.
Леви отчаянно искал свой капюшон, чтобы закрыться от пантомимы Говарда, который и не думал останавливаться. Через несколько мгновений Говард порадовал публику единственным хранившимся в его памяти отрывком из рэперской песни: эти строчки он таинственным образом выудил из лирической жвачки, которую ежедневно жевал Леви.
– Моя шняга не коряга, – начал Говард. Его домочадцы взвыли от ужаса. – Мой батон умен, как Платон.
– Все, меня нет.
Леви рванул вперед и ловко нырнул в муравейник, сочившийся в ворота парка. Все рассмеялись, даже Джером, и, глядя, как он смеется, Кики почувствовала облегчение. С Говардом всегда было весело. Ей уже при первой встрече с ним пришла в голову расчетливая мысль: он из тех отцов, которые могут рассмешить своих детей. Кики ласково ущипнула его за локоть.
– Что-нибудь не так? – самодовольно спросил Говард и разомкнул сложенные на груди руки.
– Все так, милый. Телефон-то у него есть? – спросила Кики.
– Есть, мой, – ответил Джером. – Он стащил его утром из моей комнаты.
Они примкнули к медленно текущей толпе, и парк дохнул на Белси своими сладкими, живыми, плотными ароматами уходящего лета. Этим влажным сентябрьским вечером Бостон-Коммон был мало похож на прилизанное историческое