Он щедро платил, хотя и не все выживали после связи с ним. Как-то он испортил одну дорогую гунци, и хозяин весеннего дома подал на него в суд, но Фессалийский Дракон откупился золотом.
Девушки заохали, а я сжала кулаки, едва сдерживая крутившиеся на языке колкости. Весенние дома – это, значит, бордели, а гунци – шлюхи. Я понимала, что Дитер вовсе не ангел, но слушать сплетни о его темном прошлом у меня не было ни сил, ни желания.
– Я помню про этот скандал, – важно закивала Сю-Ин. – Поэтому и отказала. Конечно, я приняла подарки и назначила свидание, но не пришла, и тогда он улетел обратно в свою Фессалию.
– Тогда ты разбила ему сердце, Сю-Ин! – закричала веселая Мэй-Ли.
– Ах! – вздохнула та. – Надеюсь, это не из-за меня его сердце окаменело! Мне было бы жаль…
И кокетливо захлопала ресницами.
Этого я уже вынести не смогла. Поднявшись со своего места, в два шага очутилась возле наглой стервы и, нависнув над ней, прошипела на хорошем альтарском:
– Если кто и мог разбить Дитеру сердце, то не такая ощипанная курица!
И, наклонив чашку, вылила весь чай на ее голову.
Девица заверещала и подскочила, размазывая по лицу заварку и белила.
– Ах ты, нахалка! – взвизгнула она и опрокинула на мое платье свою чашку. – Стража, взять ее! Скорее!
Вместе с ней вскочили на ноги и другие, заохали, завизжали наперебой.
– Не забудь умыться, зебра, – сказала я и с достоинством покинула поле боя, не слушая истошных воплей.
Теперь Альтар не казался таким дружелюбным местом. Любой двор, что альтарский, что фессалийский, одинаково отвратителен. Везде найдутся змеи, готовые облить тебя ядом. Я была уверена, что про любовь Дитера эта дрянь наврала, но все-таки кипела от злости, сжимая кулаки и шагая по аллее. Кровь стучала в висках, кулон немного обжигал – наверное, где-то поблизости была магия.
Подойдя к маленькому бассейну, села на край и принялась с ожесточением оттирать испачканный подол.
– Сплетница! – сквозь зубы цедила я. – Гадина!
Если бы я сама обладала даром василиска, то от нахалки не осталось бы и каменной пыли!
Глаза щипало от подступивших слез. Я шмыгнула носом и вытерла глаза.
– Возьми платок, – раздался над ухом незнакомый голос.
С удивлением обернувшись, я увидела пожилую женщину в фиолетовом ханьфу и фиолетовой же накидке с капюшоном, скрывающим лицо. Она протягивала мне носовой платок, и ее пальцы были желтыми, сухими и длинными, точно паучьи лапы.
– Вытри слезы, Мария, – повторила незнакомка своим глубоким голосом, звучащим как будто со дна глиняного кувшина, и сердце тревожно сжалось. – Воину, вступившему на дорогу жизни, не пристало показывать слабость, особенно в самом начале пути.
Эта женщина знала мое настоящее имя! Имя, которое я почти забыла, ведь в новом мире меня никогда не называли Марией – только Мэрион. Откуда она меня знает? Кто она?
Вопросы вихрем пронеслись в голове, но ни один задать я не успела. Женщина резко нагнулась над