увидел, что Чжан Цзици дышит часто, но, несмотря на то что старика трясло на плоту и ему пришлось добираться вплавь до берега, он, похоже, чувствует себя сносно. Чжан Цзици кивнул сыну, показывая, что нужно идти дальше. Небольшая группа продолжила свой путь, борясь с ветром и проливным дождем.
Беспокойство по поводу водителей, которых придется уговаривать или заставлять везти их в Чайна-таун, оказалось напрасным: никаких грузовиков не было. Чанг решил, что или машины ждут их где-то совсем в другом месте, или же Призрак, решив затопить корабль, связался с водителями и приказал им возвращаться. Некоторое время Чанг и У кричали, призывая Суна, Ли и остальных, смытых за борт. Но затем Чанг заметил приближающийся оранжевый плот «змеиной головы» и увел семьи в густой кустарник. Они направились в сторону далеких огоньков, надеясь найти машину.
Манившие их маяки оказались выстроившимися в ряд ресторанчиками, заправочной станцией и несколькими магазинчиками, торгующими сувенирами, – совсем как набережная Сямыня, – а также дюжиной домов и церковью.
Несмотря на ранний час – где-то около шести, еще не рассвело, – здесь были видны признаки жизни: перед двумя ресторанчиками стояло с десяток машин, в том числе одна без водителя с работающим двигателем. Но это был небольшой седан, а Чангу нужна была машина, которая вместила бы десятерых. К тому же такая, которой не хватятся по крайней мере два-три часа – как ему сказали, время, нужное, чтобы добраться до Чайна-тауна.
Приказав остальным ждать за высокой живой изгородью, Чанг знаком показал своему сыну Уильяму и У идти вместе с ним. Пригнувшись, они приблизились к зданиям сзади. На заправке стояли два больших грузовика, но они были на виду у молодого работника в кабинке. Хлеставший в окошко дождь затруднял ему обзор, но все же он заметит отъезжающую машину.
В двадцати метрах дальше стоял погруженный в темноту дом, а за ним грузовичок с открытым кузовом. Но Чанг не хотел подставлять своего престарелого отца и детей дождю и ветру. Кроме того, десять китайцев, едущих на такой старой колымаге в направлении Нью-Йорка, словно ватага «текучего населения» – сезонных рабочих, перебирающихся из одного города Китая в другой в поисках работы, – обязательно привлекут к себе внимание.
– Старайтесь не наступать на сырую землю, – приказал Чанг своему сыну и У. – Идите только по траве или камням. Я не хочу, чтобы после нас остались следы.
Осторожность стала второй натурой бывшего профессора; китайские диссиденты, за которыми постоянно охотятся органы госбезопасности и агенты Народно-освободительной армии, быстро учатся скрывать свои шаги.
Они пошли дальше, через кусты и деревья, терзаемые яростным ветром, мимо домов, иногда погруженных в темноту, иногда со следами жизни: где-то мерцал телевизор, где-то на кухне готовился завтрак. При виде этих картин нормальной жизни Чанг остро прочувствовал всю безнадежность их бегства. Но, как он научился делать еще на родине, где государство отняло у него почти все, Чанг отбросил эти чувства, поторапливая У и сына. Наконец беглецы дошли