стояла черная маслянистая вода, отражения редких фонарей то и дело подергивались рябью. Если бы не эти фонари и не приближающееся с каждой минутой буханье попсового ансамбля, можно было подумать, что время остановилось – не было ни реклам, ни автомобилей, ни ресторанов. Только грубо мощенный тротуар, тихое чмоканье черной воды и темные маленькие дома.
Наконец мы оказались на центральной площади, рассекаемой могучим, роскошно освещенным нефом церкви Иоанна Крестителя и старинным зданием ратуши. Здесь были, похоже, все шестнадцать миллионов голландцев, о которых я тосковал полчаса назад, блуждая в индустриальной пустыне пригорода Гауды. Все голландцы оказались очень молодыми и довольно пьяными. Они подпрыгивали, всплескивали руками и истерически визжали под пятисотдецибельный рев какого-то любительского поп-ансамбля. В воздухе витал дымок разрешенной в Голландии марихуаны. На головах у многих были оранжевые колпаки и резиновые надувные короны, тоже оранжевые, – все-таки день рождения не у кого-нибудь, а у самой королевы Беатрикс! Мне стало нехорошо – настроение резко упало, затошнило, и я поволок своих спутников, которые, впрочем, тоже большого удовольствия не испытывали, скорее за угол, где грохот был не таким оглушительным.
Вспомнились северные олени. На севере Швеции вдоль железнодорожных путей репродукторы грохочут сотнями попсовых децибел – чтобы олени не попали под поезд. Животные пугаются и начинают искать ягель по свою сторону полотна…
Как бы то ни было, я совершенно уверен, что скоро врачи начнут обнаруживать у жителей бессонницу, мигрень и депрессивные состояния. Такие децибелы даром не проходят.
– Пошли отсюда, – решительно сказал Альберт. – Нас спасет хорошая кружка пива.
Мы зашли в бар.
Но и пиво не помогло. Альберт заказал через официанта такси, и мы вернулись в гостиницу.
– Послушай, – спросил я, немного успокоившись, – это год какой-нибудь особенный или они всегда устраивают такой пир горой по случаю дня рождения королей?
Альберт есть Альберт. У него всегда в запасе длинный и увлекательный рассказ, и вот что он мне поведал.
Оказывается, со времен Вильгельма Нидерландами правила одна-единственная династия – Оранских, правда, с небольшими перерывами. Вначале они назывались наместниками, потом, начиная с 1815 года, – королями. А перерывы были вызваны тем, что иногда парламент, недовольный действиями главы государства, отправлял его в отставку. Особенно парламент бывал недоволен, когда кто-нибудь из Оранских, разгорячившись, начинал задирать соседей и провоцировал войны. Самый большой период парламентского правления продолжался сорок пять лет – с 1702 по 1747 год. Правда, был еще один короткий эпизод, когда Нидерландами правил не Оранский – с 1810 по 1813 год. Но это произошло, если можно так сказать, по уважительной причине – Наполеон Бонапарт покончил с Батавской республикой и посадил на трон своего брата – Луи Наполеона. Но голландцы делают вид, что этого самого Луи они просто не заметили. Обо всей этой истории автор еще напомнит читателю,