и Колька мой такой же…
Ну, пересидели ночь во рву, а наутро подхватилися да к дому своему сгоревшему. Только вышли в поле, а вы и запросили есть. Смотрим, фургон солдатский стоить и кухня при нём. Я – к бойцам: детям, мол, поесть… А тут ка-ак лупанёть снаряд! Лошади с кухней как понесли! И мы-то все попадали на землю, прижалися к ней, а ты и стоишь… Ну, если б снаряд осколочным оказался! Потом подхватилися да скорей домой бежать. Прибежали, а вместо дома – одна печка стоить да грушня обгорелая, и груши на ней печёные качаются. Но грушами сыт не будешь, надо есть соображать, картошку варить.
Да мы её нарыли, когда по полю бежали. А на чём варить? Дом же сгорел, только печка осталася и стоить, как скала какая, даже труба на ней не завалилася. И пол то сгорел, вот она и вы-ысокая стала, что до загнетки не дотянешься. Ну, пошел Витька, набрал кой-каких чурок, чтоб помост сгородить, нагромоздили, теперь и варить можно, но в чем? Да насбирали банок консервных, что от солдат осталися, поотбивал им Витька краешки, отчистил, вот и посуда. Наварили картошки, наелися, а дальше что? Куда теперя деваться, где прятаться? Немец-то всё еще стреляить! По дороге ж бойцы идуть, он по ним и лупить.
– Пойдем-ка на Орел! – Динка говорить. – Его раньше осводили, может там пристроимся.
Выбежали из Карачева, а немец и там стреляить. Да и ночь уже, куда ж итить-то? Сошли с обочины, остановилися. Смотрим, дом разрушенный стоить и ворота рядом лежать. Улеглися мы на эти ворота, обосновалися, а тут подходить военный, да как начнёть кричать:
– Что ж вы, дуры, привели сюда детей? Не соображаете, что ль? Здесь же армия идет, машины едут, вот по ним-то немцы и стреляют. Идите-ка в поле.
А куда ж ночью да в поле? Подхватилися, и опять – домой, к своей хате сгоревшей. Прибежали, а тут рядом бомбоубежишше немецкое ишшо целым оставалося, накатники в нем – в три бревна и столбы то-олстые. Ну надо ж, от такой благодати и бежать чёрт знаить куда? Совсем, видать, от горя очумели. Да забралися в этот дот, устроилися, уложили детей и хорошо-то как! Взрывы почти не слышны, вы и заснули. А наутро побежала в те домики, что целыми оставалися… сказали ж, что там милиция поместилася. И правда, Захаров как раз сидить.
– Моих-то не видел? – к нему кинулася: – Можить, знаешь что?
А он:
– Живы твои, живы. И муж, и сын.
Я как стояла!.. Так и ушам не верю: муж – в пожарных войсках, Коля тоже живой! И ты поверишь? Когда услышала это, то большей радости в моей жизни и не было…
Да нет, была, конечно, была, но что б такая! Колька живой, Сенька! А что всё погорело, на-пле-вать! Ещё наживем, если мои домой вернутся.
Дорога к родному дому
В вагоне электрички было всего несколько человек. За окном, с яркими вкраплениями оранжевых берёз и клёнов, уже мелькали серые пригороды, а прямо под окнами вагона тянулись такие же серые, отдавшие свой урожай, безлюдные огороды дачек. Вот уж точно, как и у Бунина