мягонькие. Он поёжился, припомнив, какова кожа чистых на ощупь. Как самый первый мох.
Перед границей их флаер тряхнуло. Он распахнул глаза – за призрачным барьером переливалось огнями огромное человечье гнездо, наполненное тысячами разумных, полуразумных и уродов, официально признанных животными. Не город. Вернее, не весь город, а лишь малая его часть, оживающая ночью, огражденная со всех сторон, чтобы никто не смог уйти. Да, он по-настоящему удачлив, раз смог оттуда выбраться.
– Крыс… Пожалуйста, – слова застревали в глотке, но он продолжал выталкивать их наружу. – Не надо, Крыс.
– Надо, Урри, надо. Ты же знаешь, я ничего против тебя не имею. Наоборот! Я уверен в тебе так, что даже работу нашёл. Кто бы еще искал работу для выродка? А? Ценишь ты это? – Флаер вильнул в сторону, огибая башню. – Ценишь? Да ни хрена ты не ценишь, урод… Только о себе думаешь. А я тут подыхаю! Слышишь, я сдохну скоро, если не… Неважно. Ты же сейчас побудешь хорошим мальчиком, вот всё и закончится. Быстро и не больно, – захихикал Крыс.
Док жил на окраине, в доме с парком. С настоящим парком, не каким-то хилым деревцем на заднем дворе, а с буйными зарослями на огромном участке. Их флаер, приземлившийся у пруда – с рыбами, которых никто не ел – смотрелся убого. Крыс выскочил первым, потянул Урри за собой.
– Давай, дружище, не упрямься. Всего один вечер – и я прощу тебе долг.
Он уперся ногой в сиденье. Крыс мог и не стараться, он-то сильнее.
– Вылезай, урод! Я тебя ещё упрашивать должен? Вылезай! – За разыгравшимся представлением наблюдал киборг – полуразумный. Подобного Урри когда-то разодрал когтями.
– Урри! Я доплачу! – Крыс прекратил пинать его бедро. Выдохся. Оперся на флаер, стер со лба выступившую плёнку пота.
– Тысячу.
– Сто. Больше не дам, не надейся.
– И долг спишешь? – Он вгляделся в бегающие глаза: врёт. Но уйти уже не получится.
– Да, да! Давай, Док ждать не любит!
Знакомая дорога. Он ходил в подвал из сада, где прятался сарай для животных. Вот и сейчас, не ожидая Крыса, толкнул дверь и вошёл в кухню. Пересечь её, а потом налево – под арку, в кладовку. Потом по узкой лестнице вниз, в подвал. За стойками с вином ещё дверь – массивная, плечом не вынесешь. Он пробовал. А там уж почти дом. Все же пять лет провёл в зверинце.
Крыс вырвался вперёд, забежал в операционную. В тёмной и пока пустой комнате зазвенели инструменты – Док любил старину, – запикал какой-то прибор.
– Урри! Иди сюда… Иди, чего покажу, – хохотнул Крыс.
Он снял очки, только вспомнив о них, помялся на пороге и вошёл в комнату. Свет зажегся с секундным опозданием, отреагировал на бывшего пациента. Метку ему так и не удалили.
– Сюрприз не удался, – протянул Крыс. Он стоял у стола, накрытого красным пластиком, постукивал по полу носком туфли. Нервничал.
– О, какие гости, – мягкий баритон растекся по комнате, вытесняя прочь воздух.
Урри застыл статуей,