во дворе, и помои, и по сей день, на середину улицы выплескивают. Зато детишек, всегда, можно у кого-нибудь во дворе, под присмотром бабушки, оставить. Так мы, малыми, всем кварталом, по очереди, во дворах наших бабушек-дедушек и играли. Родители наши, постепенно, по всему городу расселились, хотя, в этих дворах родились, тут же все детство в казаки-разбойники играли.
Я, между прочим, тоже эту игру любила, все дворы облазила, не одну юбку об заборы порвала. В брюки девочек, в те годы, редко одевали. Был даже случай, когда, почти пополам, разорвала, сшитое на день рождения, новое шелковое платье. В клеточку. Я – в слезы, родственники – в крик. Один дед сказал: « Ну, это же – ее платье и ее день рождения». Меня оставили в покое, платье зашили. По заборам я лазить не перестала. Дед, же, потом, сказал:
– Если хочет бегать и прыгать, пусть, делает это на стадионе.
И отвел меня в легкоатлетическую спортивную секцию. Там я и выжигала избыток энергии, до недавнего времени.
– Ну, так ты придешь? – в заключение, заинтересованно спрашивает меня Светка.
– Куда? – равнодушно отвечаю я, рассматривая стаю голубей, выделывавших в небе над нами кульбиты и кренделя.
Значит, сосед по улице сегодня выходной. И голубя нового прикупил, ишь, как в воздухе кувыркается.
– Ты что, совсем из мира выпала? Я тут, зря, столько времени распиналась? – обижается Кудряшка. – Тебе встряхнуться надо, сама на себя не похожа!
И что им всем от меня надо?
– А тебе- то это зачем? Колись, давай! – спрашиваю я, глядя на ее расстроенное лицо, меня «за так» не купишь.
– Ну, ты ж, и правда, стакан без закуси можешь, я уже поспорила! – ноет Светка, теребя подол короткой ситцевой юбки.
Правда, могу. Дед научил, когда я интерес к выпивке проявлять начала. И что делать, чтобы потом под стол не упасть – тоже.
– Всему лучше дома учиться, в спокойной обстановке, – говаривал дед. – Чтоб потом, при всем честном народе, мордой в грязь не ухнуть. Да, и последствий меньше.
Кудряшке, в свою очередь, я пыталась это умение преподать, без особого, впрочем, успеха.
– Встряла, не спросясь – давай теперь, расхлебывай. Сама и пей! – отвечаю я и ухожу во двор, хлопнув калиткой.
Удовольствие, пить водку в чужой компании – ниже среднего, да, еще и на спор. Впрочем, мне, и вовсе, ничего пить не хочется. То, что не есть запретный плод – быстро перестает быть интересным. А мне питье, даже забыться, не помогает, голова работает гораздо дольше, чем ноги, дальше – только темнота. А наутро – жуткое похмелье.
– А я, все равно, вечером зайду! – кричит из-за забора Светка.
Пес рычит в ответ.
– Чего, опять, не поделили-то? – встречает меня вопросом дед. – Пошла бы, погуляла, чего дома отсвечивать.
– Я лучше с книжкой, под деревом, посижу. Ты, же, меня лучше Светки знаешь, – отвечаю я, пытаясь, бочком, проскользнуть в сени.
– Книжка-то