смысла, тем более что мзду от попрошайки он получил единолично. Трусливый Еме тоже вряд ли отважился бы на подобный поступок, потому что отлично знает: строгого разбирательства не будет, а стало быть, кара неизбежна, и отнюдь не со стороны закона. Что же касается юнца…
– Где он сейчас?
– Да наверняка тут, поблизости. С мамкой небось прощается.
Командир оказался прав: неподалеку от караулки в небольшой нише, образованной стенами домов, пристроенных вплотную друг к другу, я заметил и парня и женщину, кутающуюся в длинную плотную накидку без единого узора. Мешать душевному разговору родительницы и ребенка было делом неправедным, но на сей раз, думаю, ни Бож, ни Боженка не стали бы возражать против моих действий.
– Вечер добрый.
От звуков моего голоса юнец вздрогнул и заозирался, чем выдал себя вернее любых признаний. Дальше можно было не продолжать, тем более я толком и не знал, какое удовлетворение хочу получить от обидчика. Ну не драться же с ним, право слово? Хотя бы потому, что убью скорее, чем заставлю о чем-нибудь задуматься.
– Не бойся, по ушам не получишь, а то еще зашибу ненароком.
И тут я наконец понял, что тащило меня за собой в караулку и дальше. Любопытство. Но не то, что является свойством разума, беспорядочно ищущего сведения о непознанном, а желание поскорее закрыть ящик стола, в котором свалены все подробности минувшей ночи.
– Только скажи: почему?
Он чуть расслабился и даже вызывающе приподнял подбородок:
– Потому, что это против правил!
Ясно. Юношеское рвение попросту не нашло лучшего применения.
– Ты их писал, правила эти?
– Офицер не вправе нападать на невиновного и безоружного!
– Ему никто не мешал защищаться. Да и невиновность сомнительная. Ты же видел всех тех собак?
– И что с того?
– Тебе не стало их жаль, хотя бы на мгновение?
– Они всего лишь животные, и хозяин может поступать с ними так, как захочет.
Хороший мальчик. Добрый, правильный. Надежная молодая смена растет у старой гвардии.
– Вы его мать? – обратился я к женщине, и та гордо сверкнула глазами:
– Что вам угодно сказать?
Угодно. Какое милое словечко. Но очень верное, потому что я и собираюсь угодить. Самому себе.
– Мне угодно сказать, что вы мало пороли своего сына в детстве. Сейчас, конечно, уже поздно что-то исправлять, но, если пожелаете, окажу всю возможную помощь. Вот только розги раздобуду… Хотя и ремень сойдет. – Я сделал вид, что расстегиваю пряжку.
– Да как вы смеете?!
– Так же как вы посмели определить в городскую стражу начинающего доносчика. Думаете, там мало уже поднаторевших в сем славном деле?
Руку парня я поймал за запястье в той близости от своего лица, которая не позволяла усомниться: мне намеревались дать пощечину. Так мы еще и из благородных? Человек попроще нашел бы другой способ устроить драку. Что ж, видит Бож, я этого не хотел…
Но еще до того, как мои пальцы привычно сжались, принимая одну из форм, рекомендованных