Да и не до этого было.
Ремонт закончился к осени. Родительский дом был полностью преображен. Кузьмин был очень доволен.
– Ты когда уедешь-то? – спросил он внезапно.
– На днях, – солгал я.
Я подозвал Варю – так звали «жинку» Кузьмина:
– Я вам денег оставлю. Купите корову, хоть молоко будет. Молоко можно еще и продавать. А может и бизнес откроете, если захотите, – сказал я и дал ей на руки пятьдесят тысяч рублей. Больше дать побоялся.
Женщина схватила деньги, поцеловала меня, покрестилась и начала благодарить. Кузьмин тоже был счастлив, но не понятно чему больше.
Я имитировал свой отъезд. На самом же деле, всю осень я колесил по родной России. Сначала мне было интересно побывать в культурных столицах, осматривать достопримечательности, но позже я решил проехать по деревням и посмотреть, как люд живет.
Мой учитель на Востоке говорил, что нищета – это состояние души, которая сказывается на состоянии жизни. И я был очень разочарован нищетой, пожирающих всех и вся. Я не понимал, почему нищета так распространена всюду. Может это одна волна, которая накрывает всех единовременно? И почему недостаток денег становится оправданием для человеческой лени и беспечности? Неужели для того, чтобы иметь красивый садик из роз вместо сорняков во дворе нужно иметь много денег и сил? Неужели кто-то, кого мы виним в своих бедах – неважно, будь то сосед или царь-батюшка, должен приводить в порядок наш двор и нашу жизнь. Мы сами хозяева своих дворов и жизней. И в каком состоянии наш двор – в таком состоянии и наша жизнь. Стремление к красивой жизни не ищет средств.
Поколесив по родине, я приехал обратно в родной городок. После чего я собирался навсегда покинуть родные края.
Стоял декабрь, и он как ничто другое, украшал мою любимую Россию своей суровостью холода и пышным снегом. Я приотворил калитку и вновь увидел родной двор, на сей раз свободный от летних сорняков, но заваленный снегом.
Я постучался. Мне долго не открывали. Наконец дверь приоткрыла Варя. Лицо ее было опухшее и красное.
– А, это ты! Ты же уехал вроде. – проговорила она, медленно зевая.
– Который сейчас час? – спросил я озлобленно.
– А что такое?
– Сейчас девять утра. Ты корову подоила?
– Какую корову?
Я, разозлился, толкнул дверь и вошел.
– Э-э-э, ты куда, а? – крикнула она.
– Во-первых, я вам, душенька, не «э». Во-вторых это дом моих родителей, – сказал я совершенно спокойно и направился в спальню к Кузьмину.
Он лежал на спине как мертвый, издавая храп; раздетый догола, в одних трусах, обросший волосами и бородой.
Варя зашла за мной.
– Ей богу, мы только вчера по чуть-чуть выпили и все больше не пили, – начала она оправдываться, дыша на меня перегаром.
Я пропустил ее слова мимо ушей и направился в кухню. На столе, как я ожидал, стояла бутылка водки, и на полу несколько пустых банок. На столе лежала все та же засаленная туалетная бумага.