к ним свой ужасный лик…
Он искоса взглянул на Гареева. Тот шел спокойно и уверенно, на лице полковника ничего не было, кроме деловитой озабоченности. Миновали коридор, поднялись на второй этаж, провожатый распахнул одну из дверей и жестом предложил войти. Хомутов переступил порог, с трудом удерживаясь, чтобы не зажмуриться от накатившего на него липкого ужаса.
К его удивлению, ничего сверхъестественного он не увидел. Двое мужчин – один сидел за столом, второй со скучающим видом стоял у окна, и еще был третий, по другую сторону стола, – он сидел на стуле, уперев локти в колени, и когда скрипнула дверь, стремительно обернулся к вошедшим. Хомутов поразился его бледному, цвета сырой муки, лицу. Те, что были позади стола, приветствовали их и представились. Обычные офицеры службы безопасности, третий же, с белым лицом, оказался тем, из-за кого Гареев примчался в Мергеши. Услышав об этом, Хомутов взглянул на арестованного с невольным изумлением – тот никоим образом не походил на террориста, сурового боевика, о которых ему приходилось слышать. Мал ростом, тщедушен. Может, ошибка? Арестованного удалили из кабинета, чтобы ввести Гареева в курс дела, и полковник убедился, что действительно толку от допросов не было. Ни имени, ни того, зачем и к кому ездил связной в Хедар. Гареев, слушая, брезгливо морщился, так что офицеры поневоле чувствовали себя школьниками, не выучившими урок.
Наконец Гареев сказал со вздохом:
– Ваш человек, сопровождавший нас с аэродрома, прав, предполагая, что есть связь между этим связным и парадом в Хедаре. Однако времени остается в обрез. Если он не заговорит, а во время парада произойдет нечто незапланированное – ваше дело плохо.
Хомутов переводил, глядя в лица этих людей. Они отчаянно нервничали и трусили. Их не надо было пугать, они и без того знали: если время будет потеряно, расправы не миновать. Гареев тоже почувствовал состояние своих собеседников, оборвал себя на полуслове, проговорил раздраженно:
– Давайте его сюда. Ведите допрос, а я пока послушаю.
Он повернулся к Хомутову:
– Сядь позади меня. Будешь переводить.
Снова ввели человека с белым лицом, усадили на стул. Гареев с Хомутовым устроились возле стены, словно происходившее их не касалось. Начался допрос. Хомутов переводил вполголоса, Гареев сидел истукан-истуканом, никак не реагируя на происходящее. Видно было, что все это повторялось уже тысячу раз: следователь спрашивал, арестованный отвечал – или не отвечал – и все это им уже осточертело. Да, ехал из Хедара. На рынок ездил. Документы поддельные, с этим не спорит. В прошлом году нашел на улице чистый бланк, хотел отнести в полицию, да вот сглупил, оставил, внес свое имя. Прежние? Потерял, думал – пусть хоть какие-то будут. Ложь? Ничего не может добавить. Все именно так и было. Джавад даже руками развел, оборотясь к Гарееву.
Только теперь, когда угол освещения изменился, Хомутов вдруг понял, почему у этого человека такое лицо. На нем лежал слой пудры. Оно было не белое, а синее, сплошной кровоподтек. А пудра – чтобы гостей из Хедара не пугать.