не удалось.
Он подумал: «И слава богу», а вслух сказал:
– С родителями, да? Они читают лекции за границей.
– Ну, тогда в данных обстоятельствах вам следует знать, что…
– Я не пытался покончить с собой.
И это только отчасти было ложью.
Она покровительственно улыбнулась.
– Я просто увлекся празднованием.
А вот это уже полная ложь.
Чуть склоненная голова. Волосы у нее даже не шелохнулись.
– Учеба в Локленде довольно напряженная. Захотел расслабиться.
Правда.
Мисс Пирс вздохнула.
– Я вам верю, – сказала она. Ложь. – Но когда мы вас выпишем…
– А это будет когда?
Она поджала губы:
– Мы обязаны держать вас здесь трое суток.
– Мне надо на занятия.
– Это не обсуждается.
– Я не пытался покончить с собой.
Ее голос зазвучал менее дружелюбно, более честно, нетерпеливо – нормально.
– Тогда, может, вы объясните мне, что именно вы делали?
– Совершал ошибку.
– Мы все совершаем ошибки, – отозвалась она.
Виктора затошнило. Он не мог определить, вызвано ли это последствиями передозировки или ее расфасованной терапии. Он уронил голову на подушку и закрыл глаза, но она продолжала говорить:
– Когда мы вас выпишем, я порекомендую вам встречи с психотерапевтом Локленда.
Виктор застонал. Консультант Питер Марк. Мужчина с двумя именами вместо имени и фамилии, без чувства юмора и с чрезмерно сильным потоотделением.
– Это совершенно лишнее, – промямлил он.
Благодаря родителям в него впихнули столько психотерапии, что хватило бы на несколько жизней.
Мисс Пирс снова посмотрела на него свысока:
– По моему мнению, отнюдь не лишнее.
– Если я соглашусь, вы меня выпишете прямо сейчас?
– Если вы не согласитесь, вас исключат из университета. Вы проведете здесь трое суток и в течение этого времени будете беседовать со мной.
Следующие несколько часов он придумывал, как убить человека (мисс Пирс, а не самого себя). Может, если он ей об этом скажет, она сочтет это прогрессом… хотя вряд ли.
Два дня назад
Отель «Эсквайр»
Стопка грозила выскользнуть из перебинтованной руки Виктора, расхаживавшего по комнате. Сколько бы раз он ни проходил от одной стены до другой и обратно, его нервозность не уменьшалась. Вместо этого он только сильнее подзаряжался, так что при движении у него в голове потрескивали статические разряды. Желание заорать, или задергаться, или расколошматить новую стопку о стену накатило внезапно, так что он зажмурился и заставил свои ноги сделать то единственное, чего им не хотелось – остановиться.
Виктор застыл совершенно неподвижно, стараясь проглотить энергию, хаос и электричество и обрести вместо них тишину.
В тюрьме у него случались