у него лопнула гусеница. У второго запылала башня». Эрих, сидя у полевого телефона, записывал и предавал эти сведения в штаб. Он сам видел, как горевшие русские танкисты выпрыгивали в снег. Их брали на прицел снайперы. Огонь велся такой, что голову от бруствера было страшно оторвать. Русские залегли. Немцы в атаку не поднимались, командиры выжидали, что предпримут русские. И едва те поднимались, как с немецкой стороны тотчас начинали строчить пулеметы, свистели мины. Русские тоже усилили артиллерийский обстрел. Фонтаны земли и снега взлетали вверх с обеих сторон. И сверху на немецкие окопы сыпались комья земли со снегом. Поле зияло воронками. И вдруг – давящая уши тишина. Ни одного выстрела. Все словно прислушивались, что предпримет враг. Иваны тотчас поползли, принялись забирать убитых и раненых, оттаскивали все что можно на свои позиции. Танки тоже отошли. Атака захлебнулась. Немцы перевели дух. Но этот бой показал, что русские не успокоятся, будут продолжать наступление, значит, впереди бои, бои, бои… И Эриху придется еще не раз тянуть на передовую телефонный кабель, обеспечивать бесперебойную связь, подниматься из окопа и, согнувшись, бежать вперед вдоль передовой, находить разрывы на линии, падать в снег, хватать его пересохшими губами, вынимать кусачки и думать, когда же кончатся мучения немецкого артиста на фронте? Неужели эта война будет длиться вечно? И еще он думал о том, почему боевой генерал не приехал на передовую. Уж не испугался ли?
7. Голый русский
В России ужасный климат. Зимой снега по колено, и мороз пробирает до костей. Никакие поддевки под шинелью не спасают. По примеру русских, ботинки и сапоги утепляли изнутри газетами. Так пытались спасти от леденящего холода ступни ног. Печки грели плохо. Чтобы они не дымили, в них забрасывали древесный уголь, от этого у них понижался жар. Правда, когда пригревало солнце, то можно было расслабиться и вздохнуть спокойно, казалось, что тепло не за горами и скоро весна, начинается таяние снегов, потекут ручьи. Но это означало, что вся техника скоро снова утонет в грязи, Donnerwetter!
Как не вспомнить дядьку Отто, пожелавшего Эриху идти в пехоту? Попал бы он в артиллерию, то пришлось бы ему вытаскивать пушки то из снега, то из грязи. Он видел, как артиллеристы по колено в жиже волокли свои орудия. Однако больше всего угнетало другое – при этом безжалостном климате невозможно было удовлетворить свои, сложившиеся на родине, естественные потребности. Нет нигде ни пива, ни вина, нет ни ливерной, ни кровяной колбасы, никаких девушек, никакого застолья и немецкого «Prosit». Каменный век. И весна в этой стране очень странная и апрель непонятный. «April, April, er weiss nicht, was er will»[3].
…Шинель осталась в блиндаже. Снег уже сошел, и сапоги скользят по размокшей глине. Над головой голубое небо, сияющее яркое солнце. Погода совершенно не типичная для второй половины апреля, на небе ни облачка. На губах чувствуется солоноватый привкус пота. Сверху давит каска. Все-таки три фунта чистого железа. Хоть и привык к ней, но шея от