верховой.
Дымка горькая разлита
в зимнем сумраке квартир,
но смотри, уж бьет копытом
беспечальный конвоир.
Будто зелье и не злое,
но за дальнею чертой
реет пламя голубое
над поверженной золой.
Там уж вечная оплата,
скрип кибиток и оков,
грозный вопль газавата
всеземных материков.
И уж чудится спросонок
хохот, крики, балаган,
легкой шуткою бесенок
вынимает ятаган.
Бьет приветливо копытом,
уж теперь его не тронь,
в черной раме деловитый
сине-розовый огонь.
И знамена, и хоругви,
и прельщающий рожок.
Эй, не спи, погаснут угли,
знай помешивай, дружок.
1978
Страна
Посмотри – раскинулась высоко
в кущах звезд великая страна,
зовы, зовы братского истока,
есть у мира родина одна.
Как Лицей и дантовы терцины,
в дни трудов, рождений или тризн,
нам в судьбе уже предвозвестимы
берега далекие отчизн.
Все нам здесь – от солнечного следа,
все нам здесь – надежда и урок,
как чертеж бесстрашный Архимеда,
обагривший эллинский песок.
1978
«Уж вся заснежена Плющиха…»
Уж вся заснежена Плющиха
и зимний день почил в слезах,
ты помнишь дом – пустынно-тихо
в его нездешних этажах.
И в темноте очнутся речи,
и вот часы с надеждой бьют,
и мысли странно потекут,
но вспыхнут траурные свечи.
Тогда мелькающей чредой
начнутся странствия, и тени
взбегут на легкие ступени,
пренебрегая пустотой.
О чей же голос, столь знакомый,
в провалах блещущих зеркал?
Твой смех безжалостно-суровый,
как мотылек, затрепетал.
Лишь черный след на белоснежном
в прикосновении чужом.
Так две души – в тщете мятежной
уже не помнят о былом.
1979
Весна
В. Д.
Плещется море.
Ужели весна?
Будто – как цель —
нам природа ясна.
Празднуем тихо,
грезим ли вслух,
сколько в природе
веселых старух!
Птиц развеселых
и тех стариков,
ждущих, как вечность,
ее пустяков.
Бога восславим,
радость и свет!
Солнышко греет,
холода нет.
Так познается
природа сама:
вольность – весною
зимою – тюрьма.
1979
«О голос далекий…»
О голос далекий,
о чем ты поешь?
Кого заклинаешь,
тоскуешь и ждешь?
Обеты благие,
как скалы, тверды,
зачем