закутавшись в шаль, выходила на кухню и ожидала, когда вернутся квартиранты и покормят ее.
На Соборной площади располагался магазин Филиппова с потрясающими пирожными, а также мясная лавка Шалберова с ветчиной и колбасами, но после четырнадцатого года цены на продукты выросли так, что всякий раз, проходя мимо витрин продуктовых магазинов, прохожие ускоряли шаг, борясь с искушением зайти и спустить все имеющиеся деньги на небольшой, но очень аппетитный кусочек окорока либо коробку вкуснейших пирожных. Влас считался в мансарде добытчиком, ибо время от времени наведывался в родительскую лавку и за счет продуктов на складе пополнял их общие запасы колониальной провизией. Особым спросом пользовались китайская лапша с острыми приправами, которую всего-то и нужно было залить кипятком. Также высоко котировались индийские сладости и японская водка.
Правда, водка заканчивалась как-то особенно быстро, Влас не успевал приносить маленькие бутылочки с загадочными иероглифами – за пару дней шкафчик, где они хранились, неизменно оказывался пустым. Глупо было думать на Ригеля, пить он не любил. А вообразить себе воровато греющую на примусе бутылочку саке и проглатывающую обжигающую жидкость Раису Киевну у молодого фотографа не хватало фантазии – не совсем же она конченая особа.
Но, вернувшись домой, Влас вынужден был признать, что добродетели квартирной хозяйки им сильно преувеличены.
Пройдя по коридору в витающих под потолком сизых клубах папиросного дыма, Влас устремился на кухню и застал там двух других обитателей мансарды. Босая Раиса Киевна в ночной сорочке сидела на стуле. Ригель, зябко завернувшись в пальто, дремал в углу дивана. На загаженном столе валялись обломки засохшего хлеба, тарелки с рыбьими костями, давно пустая, грязная супница с торчащим из нее половником, и тянулась аккуратная шеренга пустых бутылочек, тех самых, в которых некогда было саке. Перед шеренгой солдат-бутылок командиром высилась вазочка с виноградом, который по ягоде отщипывала Раиса Киевна.
– Воскобойников! Принесли? – вместо приветствия выкрикнула она, отправляя виноградину в рот.
– Рая отчего-то решила, что ты непременно принесешь ей японской водки, – высунул нос из воротника пальто Ригель.
– Не смейте называть меня Рая! – повысила голос девушка, швыряя в квартиранта оторванной от кисти виноградиной. – Нет во мне рая, один лишь ад! Я требую – слышите, вы! Требую, чтобы с этого момента меня называли Ада!
Собирая объедки в супницу, Влас сгреб туда же пустые бутылочки, неприязненно поглядывая на хозяйку. Но та истолковала этот взгляд по-своему и, лукаво улыбнувшись, проговорила:
– Я так порочна, что сама себе противна. Признайся, ты хочешь меня, красивое животное!
Влас отошел к рукомойнику, вытряхивая в ведро мусор из супницы и всем своим видом показывая, что занят и не намерен вступать в не относящиеся к делу разговоры, но девушка не унималась.
– Я