Все в порядке. Эта картина…
Со всех сторон на них пялились любопытные.
Егор опустил руку, улыбнулся. Девушка смотрела на него с тревогой, видимо, начисто забыв о злополучной картине.
– Простите меня, – сказала она, – я не должна была устраивать этот глупый экзамен.
– Нет, нет, нет, – остановил ее Егор, дурашливо мотая головой. – Не оправдывайтесь, это вам не идет.
Девушка замерла, а затем выражение испуга в ее глазах сменилось выражением гнева, что мгновенно превратило ее василькового цвета глаза в глаза цвета фиолетовых чернил. «Только морские обитатели могут так быстро менять окраску, – подумал Егор. – Она или нимфа, или русалка».
– Вы меня разыграли?! – воскликнула незнакомка.
Ее нежное лицо стало твердым, как застывший воск.
– Пожалуйста, не обижайтесь, – сказал Егор, видя краем глаза, что любопытствующие побрели дальше. – У меня дурной вкус, я люблю шутки в стиле студенческого общежития.
Девушка, забыв о картине, направилась к выходу.
– Всего хорошего, – бросила она через плечо.
– Подождите, – взмолился Егор, догоняя ее, желая и не решаясь к ней прикоснуться. – Вы не должны так уходить. Дайте же мне хотя бы шанс. Ведь вы должны знать из моих книг, что провинившиеся всегда имеют шанс на исправление!
Она резко остановилась.
– Это запрещенный прием.
Несмотря на суровость тона, Егор увидел искорки смеха в ее глазах, принявших на этот раз нежно-голубой оттенок.
Сочтя это добрым знаком, он приободрился.
– Для вас я готов даже на запрещенные приемы.
Девушка улыбнулась.
– Чего вы хотите?
– Разрешите мне загладить вину и пригласить вас на ужин, – очень серьезно, словно делая предложение, произнес Горин.
Она нахмурилась и чуть повернула голову, – и Егор решил, что на этом их знакомство закончится. Но не успел он почувствовать разочарование, как незнакомка ясно взглянула на него и сказала:
– Хорошо. Разрешаю. Но…
Егор вытянулся в струнку.
– Да?
– Больше никаких розыгрышей.
– Никаких! – проговорил он так, словно давал торжественную клятву.
Испытывая обоюдное желание поскорее покинуть это место, они молча, уже как сообщники, направились к выходу. Егор на ходу опустил пятитысячную банкноту в ящик для пожертвования, его спутница тоже опустила туда что-то, они спустились вниз, оделись и вышли на улицу.
Было тепло, и фонари уже лили свет на голубые тротуары. Егор ощутил тяжесть легкого пальто. Еще немного – и лето.
Его спутница хранила молчание. Но от ее близости, от сильного запаха распускающихся листьев, от потока автомобильных фар и какой-то сиреневой жилки на темном небе ему стало так хорошо, что он едва не начал петь. Возможно, он бы и запел, но вдруг подумал о картине и поневоле остыл.
«Ерунда какая-то, – сказал себе Горин. – Две последние недели плохо спал, переработался, вот