знаю, – сказал он. – Краун. Тони Краун.
Его собеседница закрыла глаза и схватилась за стойку, словно боялась упасть. Пораженный хозяин увидел, как через мгновение она открыла глаза и легким нетерпеливым движением оттолкнулась от бара.
– Вам известно, где он живет? – спросила женщина.
Ее голос звучал теперь спокойно, и хозяин с удивлением почувствовал: если он скажет – нет, женщина испытает облегчение.
Он пожал плечами и дал адрес. Учить людей правилам хорошего тона не входит в его обязанности. Он содержит бар и, значит, должен заботиться о том, чтобы клиенты оставались довольны. Если для этого нужно сообщить стареющей женщине адрес молодого человека – что ж, это их дело.
– Вот, – сказал он, – я вам запишу.
Он набросал адрес на листке и вырвал его из блокнота. Она взяла бумажку, и он заметил по вибрации листка, что руки у нее дрожат.
И тут он не смог удержаться, чтобы не сказать гадость:
– Разрешите дать вам совет, мадам, – прежде позвоните. А еще лучше, напишите. Мистер Краун женат. На очаровательной особе.
Женщина посмотрела на него так, словно не поверила своим ушам. Затем она рассмеялась – легко, непринужденно, музыкально:
– Глупый вы человек. Это мой сын.
Она сложила листок, внимательно посмотрев на него, и спрятала в сумочку.
– Спасибо, – сказала она. – Всего хорошего. Счет я уже оплатила.
Он поклонился и проводил ее взглядом, чувствуя себя болваном.
Американцы, подумал он, самые загадочные люди на земле.
Глава вторая
Заглядывая в прошлое, мы отыскиваем тот поворотный момент, когда русло нашей жизни повернуло в сторону, момент начала необратимого движения в новом направлении. Перемена может быть следствием целенаправленных действий или случайной; мы оставляем за спиной счастье или горе, устремляемся к новому счастью или же к еще большему горю, но пути назад нет. Это может быть миг, когда вы чуть-чуть повернули руль автомобиля, переглянулись с кем-то, произнесли фразу; это может быть длинный день, неделя или сезон мучительных сомнений, когда руль многократно поворачивается из стороны в сторону, и незначительные в отдельности события накладываются одно на другое.
Для Люси Краун это было лето.
Оно начиналось, как любое другое.
По округе разносился стук молотков – дачники затягивали окна сетками от насекомых, и на воду для удобства первых купальщиков спускались плоты. В спортивном лагере, разбитом на берегу озера, пропалывали бейсбольную площадку, каноэ размещались на стойках, а на флагштоке перед столовой водружали новый позолоченный мяч. Владельцы двух гостиниц в мае заново покрасили здания – шел 1937 год, и даже в Вермонте казалось, что Великая депрессия осталась позади.
В конце июня, когда Крауны – Оливер, Люси и Тони, которому в то лето исполнилось тринадцать лет, – выехали на дачу, арендуемую второй год подряд, они сразу погрузились в радостную атмосферу предпраздничного ожидания, царившую на озере. Радость обостряло и то обстоятельство, что