и Афанасий сник. –
Ты сам здоров ли часом будешь?
Он в городе живет, старик…
– Ой, зверя ты во мне разбудишь!
Не посмотрю, что ты здоров,
А наломаю хворостины…
– Смотри, не потеряй портов.
Не лешачонок я – детина.
– Так я к тому и речь веду, -
Стучатся, слышишь? Так впусти! -
Рискнет кто на свою беду
Такого задержать в пути?
Куда там с Прошкою тягаться!
Словами с ним не совладать…
Но в страхе как тому признаться,
Кто ужас всем привык внушать?
Лукавил старый, знал и сам
Что урожденный дух лесной
Скитаться мог лишь по лесам,
А прочий мир пред ним стеной.
Как горожанину ужасен
Дремучий бор ночной порой,
Так город лешему опасен:
Где дом – ведь там и домовой.
Но не было такого сроду,
Чтоб леший с домовым дружил.
Чтил каждый и свою породу,
И тот удел, что получил.
И забредать в чужие веси
Чревато было карой злой…
Когда б все Афанасий взвесил,
Рискнул бы разве головой?!
Не то недолго леший думал,
Не то тем утром на беду
Он мир вдруг изменить задумал,
Но только он решил: «Иду!»
Свершилось! Прошка ликовал.
Одно лишь омрачало радость:
На смерть, возможно, посылал
Он Афанасия… Но жалость
Недолго лешего терзала.
Она исчезла без следа,
Едва о зайцах услыхала.
– А стадо как же? Вот беда!
То Афанасий вспомнил вдруг,
Что был с утра еще пастух.
– Как будто я тебе не друг, -
Изрек с обидой Прошка вслух.
– Не брошу зайцев я твоих,
И сберегу все стадо.
Тебя любя, люблю я их,
Тревожиться не надо.
Был взгляд его на диво чист,
Лишь в глубине туманен.
Так грязной кляксой белый лист
Бывает опоганен.
Но Афанасий вдаль глядел,
Не лешему в глаза.
Наивный малый скрыть хотел,
Что веки жгла слеза…
Он в дудку свистнул – зайцы вмиг
Сбежались на поляну.
Теснясь, подняли визг и крик
От сутолоки рьяной.
Там лапу отдавили, здесь
На ухо вдруг присели…
Казалось, лес кружится весь
В пушистой карусели.
Но Афанасий свистнул вновь,
И стихли зайцы сразу.
Привыкла заячья их кровь
Смиряться по приказу.
– Я ухожу, – так леший начал, -
Куда, зачем – вам ведать ни к чему.
Надеюсь, ждет меня удача.
А вы послушны будьте вот ему.
Любить он обещал вас. Правда, Прошка?
– Я их люблю не меньше, чем своих, -
Заверил тот. – Сюда иди, эй, крошка!
И ты, толстяк… Я обожаю их!
– Ее Малыш зовут, того – Обжора, -
Заметил