с длинным ногтём, протолкнула конфету в рот. Все парни, молча и открывши рты, смотрели на это как на волшебство, мечтая превратиться в сладкую конфету.
Такой же трюк она проделала сейчас и, мне вдруг расхотелось сладкого, возможно, навсегда. Проходит время, и стареют звёзды, вселенная меняется, привычки остаются и, в новом свете, они выглядят как дряхлая старуха в прозрачном и ажурном боди.
Она смотрит мне в глаза и, на мгновенье я улавливаю искру, которую я ждал, которую надеялся увидеть хоть однажды, хоть украдкой, конечно, для себя, конечно, чтоб навечно, ведь для чего иначе всё это желать и ждать? И вот, мелькнувшее, не трогает, не разжигает пламя, потому что фея превратилась в старую колдунью, потому что я построил башню, её вы сможете увидеть в Купчино, и я воздвиг нелепый пьедестал, для той, которая осталась феей где-то далеко, в одних воспоминаньях, где-то в недрах памяти людей, или в её сознании, изменённом. Да, я метался по вселенной, да, я искал похожую, но так и не нашёл, я придирался, я знал, что другой такой не будет никогда. Теперь я напоил мою долгожданную чаем, согрел и успокоил, теперь я мечтаю, чтоб она ушла и больше не терзала пьедестал, пусть забирает, он теперь не нужен. Другой такой не будет никогда, да и той же уже никогда не будет.
Я мыл посуду, я чувствовал, как она смотрит мне в спину и что-то в голове прокручивает, что-то, что мне не понять, что-то, что мне не простить. Она обняла меня за талию, да, у меня есть талия, и прислонилась щекой к спине моей. Я выключил воду, да так и остался стоять.
– Как жаль, что нельзя всё сначала начать, – сказала она и, наверное, уронила слезу. Я хочу так думать.
– Наверное, не стоило начинать тогда, – ответил я.
– Спасибо тебе. – Сказала она.
– Не за что, – ответил я, – это всего лишь чай и прошлое, которое уже навсегда таким останется.
– Поверь мне, есть за что. – Сказала она и, поцеловав мне спину сквозь рубашку, отпустила меня, ушла, наверное, вытирая слёзы. Я хочу так думать.
Ещё я подумал, что надо бы сжечь эту рубашку.
Я услышал, как закрылась дверь и понял, что через час примерно, её кто-то встретит где-нибудь на лавочке, покрытой снегом, дрожащую, как той-терьер, потерянную, пахнущую чаем, коньяком, развратом и пригласит к себе, чтоб обогреть, послушать, как она теряла смысл, как смывались грани, как разрушалось волшебство. И на какой-то миг, в её глазах мелькнёт искра, когда она поймёт, что для него была богиней, пусть и низвергнутой теперь в испепеляющую лаву ада. Наверное, для этого и стоило пройти все семь кругов, по Данте.
Я выбросил в мусорное ведро ту чашку, из которой она пила чай.
Рок-н-ролл
Степан смотрел на таракана, деловито марширующего в направлении крошек от хлеба, на дальнем конце стола, накрытого старой клеёнкой в сине-красный цветочек, ей было уже триста лет, наверное, как городу, может быть даже больше… Степан проследил за тараканом,