вот, я выскочила в коридор, открыла дверь и бросилась по лестнице, звоня во все квартиры, потом я побежала в общежитие, там вахтёрша вызвала милицию. Мне было больно, очень больно. Утром, когда мы вместе с милиционерами пришли к нему домой, он с наглою улыбкой сказал, что я сумасшедшая, что преследую его уже не первый день, что телефонный номер на самом деле не его, могут проверить, понимаете, могут проверить! Номер действительно был зарегистрирован на одного моего сокурсника, он объяснил, что просто забавлялся таким образом, это ведь не противозаконно. Короче, дело замяли. Когда я возвращалась с дискотек, он преследовал меня, всегда стараясь оставаться в тени или подходить ко мне, когда вокруг никого нет. Понимаете? Я ещё трижды обращалась в милицию, я говорила им, что он меня преследует, однажды он подошёл ко мне средь бела дня перед университетом и щёлкнул зажигалкой, он сказал, что может дать прикурить моим пяткам. Понимаете? Когда я закричала, он куда-то скрылся. В итоге они забрали меня сюда. Они пихают в меня таблетки. Они колют меня чем-то. Понимаете? Иногда я просыпаюсь с новыми ожогами на пятках или ладонях. Понимаете?
Я много работал, много работал, чтобы не было времени на всё остальное, но работа не спасает, она лишь порождает новые вопросы, работа убивает время, но не убивает стимул. Гораздо интереснее после эксперимента узнать о том, что чувствовал мой испытуемый, но нынче двадцать первый век, все срочно ломанутся в органы, мне вызовут врача. Родиться бы в четырнадцатом веке, или хотя бы в той Германии. А здесь и сейчас приходится зачищать следы.
Да мне он всегда казался странным, ни пива с нами не попьёт на скамеечке, перед парадной, ни на рыбалку. В гости редко заходил, хотя звали его все и часто, бабам нашим он нравился очень, я даже спрашивал, чего это вы так к нему все липните? А они в ответ, мол, мужчина, видно хороший и хозяйственный, то строит что-то, то мусор выносит всякий. А он вон что оказывается, выносил. Жуть берёт. А ведь и моя могла вот так же, в мусор попасть. Жаль, что я его порвать не могу. Если бы он был на нашем месте, придумал бы себе наказание пострашнее.
Нет, мне правда жаль всех тех людей, с которыми я так обошёлся. Да, я выдумал всю это чепуху про то, что я исследовал как умирают люди и звери. Просто, когда в голове твоей кто-то всё время шепчет о крови, кто-то стучит молотком по мозгам, крыльями машут невидимые демоны, когда ты смотришь на шею и ноют уже твои руки, тянутся к поясу, на котором висеть должен нож, когда пелена застилает твой взгляд, спасенье только одно – планировать муки. Я пытался обмануть свой мозг, планировал, но не воплощал, тогда всё гораздо хуже, тогда я срывался среди бела дня, тогда было много хуже. Охота меня не спасала, звери – только лишь звери, а люди, они же знают, с чем расстаются.
Я лишь дважды заметила за ним некоторые странности, впервые, когда ему было года четыре, он молотком бил по голове котёнка, мёртвого. Тогда он был весь в крови и кусочках мозгов.