составляли лишь зарубежные фильмы о несчастной любви.
Зато Катя «секла фишку» в ценах, знала названия всех иностранных фирм, чьей продукции удавалось просочиться сквозь «железный занавес», была знакома со многими «полезными» людьми.
Со временем Смирнов понял причину этого гуманитарного перекоса – выросла Катя в семье «торгашей». Ее мать, Галина Петровна, заведовала мясной секцией в самом крупном городском гастрономе «Хлебосол». Отец был экспедитором на спиртзаводе и сгинул от «зеленого змия». «Бог дал, бог взял», – изрекла вдова, покончив с похоронными хлопотами. – Начинаем, Катька, человеческую жизнь!».
В течение года они, действительно, перебрались в новенькую кооперативную двушку в центре города и купили «Москвич-2140». Вскоре материализовался и «архитектор» их «человеческой жизни» – Вениамин Абрамович Ривкин, заведующий отделом торговли, бытовых услуг и потребительского рынка при горисполкоме.
Был он человеком глубоко женатым, своим присутствием не докучал, а пользу приносил ощутимую: Катя несколько раз побывала во Всесоюзной здравнице «Артек», в их квартире появились два новых импортных гарнитура: белый перламутровый – в спальне Галины и темно-вишневый, под самый потолок, – в гостиной, где обитала Катюха. Но самое главное – Галина Петровна пошла на повышение. Она стала заведующей «Хлебосола», получив при этом власть, возможность «ковать звонкую монету» и кучу полезных связей. Поскольку теперь именно к ней стекались за дефицитом халдеи городского и областного начальства, завмаг имела возможность «решать вопросы» не только с горторгом, билетными кассами и очагами культуры, но и с прокуратурой, УВД, горкомом партии.
Ветрова с дочкой отмечались на «нескучных премьерах», ездили на моря, одевались в поступивший «на базу» дефицит. Катя щеголяла в пышной беличьей шапке, югославских сапожках, модной канадской дубленке, чешском мохеровом шарфе, венгерском замшевом плаще с бахромой…
В вуз девушка поступила без труда, оказавшись в списках студентов задолго до сдачи вступительных экзаменов. Правда, учиться она хотела вовсе не в «культурном», а в торговом, но мать жестко пресекла ее «нездоровые поползновения».
«Куды прешь, убогая? – орала Петровна на весь подъезд. – В торговле нужны: железные нервы, луженая глотка, на плечах – голова, а не жопа с ушами!».
У нее самой и с первым, и со вторым, и с третьим все было в полном порядке. Подчиненные, как впрочем и покупатели, очень боялись гнева заведующей. Стоило той появиться на горизонте, все тут же старались слиться с местностью. На лоснящихся рожах выскочивших из подсобок продавцов в мгновение ока появлялись доброжелательные улыбки, на головах – белые кокошники, в руках – мелкая сдача и оберточная бумага.
Покупатели прекращали толкаться, дисциплинированно выстраиваясь в ровную, как струна, очередь. Грузчики «завязывали» с перекурами и старательно имитировали производственный