возможно, желая продемонстрировать, какая она уже женщина. – Эта работа – моя жизнь. Со мной – то же, что и с тобой… Ты ведь все отдала работе, разве не так?.. Делала такое… такие ужасные вещи… ради папы и мамы, правда? В память о них… Ты лучшая наживка в мире – и никогда этого дела не бросишь… Вот и не проси, чтобы его бросала я.
Настал момент, которого я ждала. Заговорив, я не изменила выражения лица:
– Я бросаю это, Вера.
Она взглянула на меня так, словно я стала призраком:
– Что?
– Я пришла сегодня в театр, чтобы подать Падилье заявление об отставке. И я уже говорила об этом с Алваресом…
– Ты что… ты это серьезно?
– Абсолютно.
– И когда ты успела принять решение? – Она произнесла это таким тоном, словно речь шла о чем-то невообразимо жутком.
– Да я уже несколько месяцев об этом думала. Но окончательно решила в эти выходные.
– Но я… ничего не знала…
– А я и не хотела, чтобы ты узнала, пока это не станет общеизвестным. А вот теперь ты все знаешь.
Кроме Веры и Падильи, я собиралась рассказать о своем решении еще двоим. Одной из двух должна была стать Клаудия Кабильдо.
А еще я сообщу об этом сеньору Пиплзу, но по телефону. Встречаться с сеньором Пиплзом ни за что не буду даже и по такому поводу. От одной мысли о возможности увидеться с ним меня с ног до головы пробирала дрожь и по спине бежал холодок. Я скажу ему об этом по телефону. Просто краткое телефонное сообщение.
Вера, ошеломленная, трясла головой:
– Но… почему? Что случилось?
Я пожала плечами:
– Просто хочу жить нормальной жизнью, вместе с Мигелем. Полагаю, у меня есть такое право, а?
– И ты бросишь охоту на Наблюдателя? – Это говорилось с такой интонацией, будто она спрашивала, не собираюсь ли я оставить любимого человека. – Ты позволишь ему продолжать делать то, что он делает? Какого… какого хрена с тобой происходит?
– Попридержи язык, – окоротила я ее. – А вместо ответа скажу тебе вот что: я устала жить одной лишь ненавистью. Теперь хочу узнать, что чувствуешь, когда кого-то любишь. Так, для разнообразия. И на самом деле хочу, чтобы ты сделала то же самое, Вера. В жизни есть еще много всего, с чем тебе следовало бы познакомиться. Кинорежиссер – вот что было твоей мечтой, помнишь? Почему бы тебе не попробовать себя в этом? Я смогу помочь, у меня есть деньги…
– Да не нужны мне твои вонючие деньги, – сказала она, медленно натягивая халатик.
В висящем за ее спиной зеркале я видела, как ее руки высвобождают из-под халата длинную гриву волос.
– Вера, – шепнула я, – мы могли бы попытаться жить нормальной жизнью… мы обе.
Раздался негромкий стук, и дверь открылась. Я стояла так близко от входа, что дверь чуть было не ударила мне в спину. В гримерку просунула остренькое личико Элиса Монастерио:
– Извините. Вы еще долго? Херманн говорит, что мы должны работать, Вера.
Мы хором сказали «сейчас-сейчас», и девушка