что ты, – замотала головой Елизавета, – Она только попросила…
– Она только попросила, а ты уже и побежала! – сделал вывод Александр.
Он решительно схватил рубашку и направился к двери.
– Куда ты? – испугалась Лиз.
– Прекрасная погода. Пойду, прогуляюсь.
– Но ты раздет, – напомнила она, – Ночью в саду холодно.
– Зато здесь слишком душно! – заявил он двусмысленно и вышел прочь.
Елизавета обескураженная забралась на постель. Её сердце бешено колотилось; это была первая их с Александром ссора. И Лиз мучительно проклинала себя за то, что начала этот нелепый разговор, к которому её подвигла императрица. Она снова и снова прокручивала в голове всё, что произошло, пытаясь понять, что она сказала не так? Где ошиблась?
Прошёл час, другой, третий… Александр не вернулся. Совсем отчаявшись, Елизавета свернулась калачиком на огромной кровати, и заплакала в подушку.
Утро 10 августа 1794 года
поместье Дубровицы
В гостиной на половине Чернышёвых дружно завтракали оба семейства.
– Друзья мои, – радостно заявила Анна Даниловна, – Я выписала из Твери музыкантов и завтра устраиваю танцевальный вечер!
– Вот новости, – хмыкнула Варя, – С кем мы будем танцевать? Втроём? Разве что «каравай», как на именины.
– Варя, – одернула её мать, – Вечно ты не дослушаешь. Я пригласила хорошее общество. Будет один молодой князь из Петербурга, парочка военных, один юноша – племянник княгини Шаховской и сама княгиня с дочерью Натальей.
– Так это совсем другое дело, – оживилась Варька, – Это уже настоящий бал!
К Наде в комнату вошла Ксения Дмитриевна.
После скандала, что разразился в начале лета, они почти не разговаривали друг с другом. Ксения Дмитриевна дулась на Надю, бросая в её сторону недобрые взгляды. И вот теперь вдруг сама пожаловала.
Княгиня уселась на диван, долго внимательно смотрела на неподвижно застывшую девушку. И, вдруг, как тогда в Петербурге у постели Ивана Ивановича, ласково позвала:
– Пойди сюда.
Надя, удивлённая такой перемене, на негнущихся ногах подошла к Ксении Дмитриевне. Та, как в детстве, обняла её, прижала к себе.
– Ты не сердись на меня, – сказала она, по-матерински поглаживая Надю по спине, – Я зла тебе не желаю. Воспитывала тебя, как родную дочь. Слова плохого не сказала. Комната у тебя своя. Учителя хорошие. Платья, туфли – всё как полагается. Ни разу куском хлеба не попрекнула. Приданое, что Иван Иванович покойный завещал, всё сберегла, лежит не тронуто. И вырастила тебя вон какую ладную, да красивую. А, если чем когда и обидела…
– Нет-нет, – затрясла головой Надя, – Никогда и ни чем Вы меня не обидели!
– Ну, вот, – она аккуратно пригладила ей волосы, – Свой долг перед покойным супругом я выполнила. А, думаешь, легко мне было? И ты теперь отплати мне добром. Оставь Сашку.
– Ксения Дмитриевна, – взмолилась Надя, – Я люблю его больше жизни!
– Отступись, –