вернулось на круги своя.
Я шёл по улице и физически ощущал постоянно наэлектризованное присутствие то ли беды, то ли радости. Неопределённое чувство возбуждения. На наших глазах менялась история, но мы отмахивались от перемен. Все последующие события, которые случились со мной, возможно, были как-то связаны с тем, что произошло тогда.
Через пару часов мы были уже в толпе возле памятника. Я не держал Митьку за руку, постоянно отвлекался и вертел головой по сторонам. Люди вокруг нас расступались и их взгляды при моём приближении моментально становились «скользящими» и пустыми. Мне даже не нужно было нарываться на конфликты, чтобы расчищать дорогу перед собой. Я не понимал, почему включался режим «безопасности». Мы просто продирались через людей, и никто из них, не проявлял агрессии.
Вокруг нас проходили митинги, иногда с абсолютно противоречивыми лозунгами. То тут, то там раздавались хоровые возгласы и крики или наступать на власть, или поддержать «путчистов». Но в толпе пока никто не дрался и не лез на рожон. Перед нами продолжали молча расступаться и пропускать без конфликтов. Я думал над тем, почему это происходит. Были ли все они опасными для меня в тот момент? Или они были опасными друг другу?
Или причиной тому было почти реальное электрическое напряжение, которое чувствовалось в те дни? Возможно, думал я, всё это происходило из-за того, что те события сами был огромным противоречием.
Сейчас предполагаю, что каждый из нас в той толпе был фитилём к огромной бомбе. Каждый мог совершить что-то великое плохое или великое хорошее. Тогда в людях проснулись все худшие и лучшие чувства.
Через некоторое время я хотел обратить Митькино внимание на толпу, которая словно воды Красного моря в одной из библейских историй, расступалась перед нами, но того уже рядом не было. Я озирался, пытаясь увидеть куда тот ушёл, корил себя, что потерял из виду и оставил без защиты. B такой давке с ним могло произойти всё, что угодно. Но наконец взгляд зацепился за знакомую вихрастую голову. Он стоял среди толкающих его людей, и смотрел куда-то вдаль. Подбежав, я схватил за руку, тем самым выведя его из-за «стеклянной стены».
Мы тронулись дальше, на вопрос, куда он собрался, рассказал, что после того, как потерял меня из виду, просто отключился. Всего на секунду. Я ему ответил, что прошло минут двадцать, прежде чем я его нашёл. Митька пояснил, что у него не было ощущения потери сознания, просто он пришёл в себя, когда я его схватил.
– Чёрт, Сел, я вспомнил! – Он начал оглядываться, кого-то выискивать в толпе: – Меня звал за собой какой-то странный парень.
– Какой парень? – Я проследил за его взглядом, но не понимал, кого Митька высматривал. Людей было слишком много. Периодически то тут, то там раздавались резкие выкрики. Среди них, особо выделялся один голос.
Кто-то впереди нас, у самого памятника орал в мегафон политические слоганы, срываясь на хрип. Голос призывал собравшихся