уходит вместе с Денисом, а я подхожу к Женьке и спрашиваю, идет ли он домой. Женька мотает головой и говорит, что у него еще есть кое-какие дела, и он будет дома не раньше двенадцати. Дела – так дела, это даже лучше. Он чмокает меня в нос, прощается с пандорийцами и скрывается за углом.
– А что, сегодня вот так все и разойдемся грустно? – недовольно спрашивает Санитар, хлопая себя кепкой по бедру. – Может, по пивку, а? Или по коньячку? Мужики?!
Артефакт качает головой – у него сегодня еще много дел, Мэд-Мэкс говорит, что и без того опаздывает на свидание, и они разбегаются так быстро, что Вовка даже не успевает ни-чего возразить. Отчаявшись, он взывает к женскому полу, то есть к нам с Анькой, потому что за Валентиной уже приехали, и она, махнув на прощание рукой, как раз садится в красную «Ниву» мужа. Но, и тут потерпев неудачу, Вовка презрительно фыркает, надевает кепку, сдвигает ее на затылок, засовывает руки в карманы и удаляется, гнусаво напевая: «Девчонки полюбили не меня! Девчонки полюбили гармониста… эх!», и остатки какого-то отчаянно лихого веселья уходят вместе с ним, в распускающуюся ночь.
Я еду домой. Еду, прижавшись щекой к холодному стеклу трамвая, и вспоминаю зияю-щую дыру на месте двух оконных прямоугольников, из которой валит дым, шарф на тополе и кухонный шкаф на обледеневшем асфальте, а еще свой испуг при звуке взрыва. Странно, что в первую очередь я подумала именно о машине Эн-Вэ и о Женьке. Возможно, вспоминая записи Колодицкой и выстраивая свои рассуждения, я уже подсознательно включаю в це-почки жертв (если они таковыми являются) себя и своих близких людей и облекаю в плоть призраков. Я не знаю, существует ли опасность на самом деле, но я ее жду. Предупрежден – значит защищен. В какой-то степени.
Взрыв в который раз напомнил мне о хрупкости и непостоянстве нашего мира (или моего мира – ведь у каждого свой мир, и со смертью каждого умирает целая Вселенная). Иногда стабильность кажется просто мифом. В любую секунду этот мир может дать трещину, по-датливо изменить привычную форму, а то и вовсе разбиться вдребезги по дурацкой случай-ности или по чьей-то злой прихоти, и ничего тут не поделаешь. Даже если все свои иллюзии ты растерял еще в детстве, если ты изначально тщательно оборачиваешь свой мир войлоком и обкладываешь ватой, и он всегда готов к тому удару, который может его разбить, то все равно почти всегда удар оказывается точным и неожиданным. Неизвестность на то и неиз-вестность – это страшная, безжалостная и трусливая тетка, которая всегда бьет в спину и умеет терпеливо дожидаться нужного момента. Так было с братом и его друзьями и с Лень-кой, так было с Надей и Наташей, так было с моей первой мачехой Еленой и ее мужем, так было и с теми людьми в квартире… так было и со мной, только мой мир пока держится, хоть и немного потрескался от ударов и деформировался. Но в последнее время стремительность, с которой за долю секунды меняется все, чем кто-то жил долгие годы, начала пугать