стоила.
Но Нина видела, что и ему тревожно.
Арсений Васильевич послал их немного погулять, велев далеко не отходить и, если что, сразу бежать домой.
Они дошли по Можайской до Загородного – к церкви. Володя прислонился к ограде, и Нина посмотрела на него с тревогой – бок у него болит по-прежнему, наверное, но разве он скажет, упрямец… и к врачу не захотел идти, сказал – само пройдет. Она подошла к нему ближе:
– Не холодно тебе?
– Ну что ты все – холодно, холодно! – с раздражением бросил он, – не холодно мне, хорошо все.
Нина не обиделась. Бедный мальчик… Софья Моисеевна совсем сбилась с ног, ходит по тюрьмам, пытается узнать, где муж. Эля сидит с Анютой, Володя совсем неприкаянный. Софья Моисеевна начала менять вещи, Арсений Васильевич предложил было свою помощь, но она отказалась. Она вообще теперь всего боялась.
Володя вздохнул:
– Не сердись на меня.
– Не сержусь.
– Я все время думаю – жив ли папа? – спросил он дрожащим голосом, – ведь если нет…
Нина сжала его руку:
– Володенька, надо надеяться.
– А если нет? – повторил он упрямо.
Помолчав немного, он продолжил:
– Я все время о нем думаю – хочу только хорошее помнить, а не получается. Вчера мама про Оллила сказала, а я сразу вспомнил, как он меня на даче как-то ремнем отстегал – не очень больно, но стыдно, противно… я на всю жизнь запомнил. Это за мячик, помнишь, я тебе писал? Как я его тогда ненавидел, ты бы знала! Мечтал, чтобы он умер, пропал, чтобы не было его нигде. И другое помню – как я маму после обеда не поблагодарил, а он мне за это запретил на елку идти. Как в темной комнате маленького запер, а я темноты тогда боялся. Гулять запрещал… Мне так за эти мысли стыдно сейчас, он мучается там, я его люблю, люблю, понимаешь? Но почему он со мной так? Разве со мной по-другому – нельзя было? И мне… тяжело о нем думать.
Нина не знала, что сказать. Впервые Володя заговорил с ней о таком личном. Она знала, что их отношения с отцом далеки от идеальных, знала, что Володя отца немного боится, но знала и то, как он восхищается им и гордится – таким умным, элегантным, образованным.
Володя повернулся к ней:
– У тебя ведь с папой – не было такого?
Нина пожала плечами:
– Не было, конечно. Нет, и я могла дел натворить – как-то коробку конфет большую распотрошила и половину съела, а коробку надо было уже по адресу отсылать. Папа недоволен был, конечно. Сказал, что мне уже пора соображать, что теперь ему надо как-то оправдываться перед заказчиком… неловко вышло. А еще я как-то раз с подругами гулять ушла и заблудилась, домой нас городовой привел. Папа тогда сказал, что я могу гулять теперь только от Горушки и до дачи со львами, раз дорогу не могу запомнить и время на часах узнавать не могу.
– Я тебе всегда завидовал… – вдруг вырвалось у Володи.
– Завидовал?
– Ну да… ты отца вообще не боишься, все ему рассказать можешь. Мне тоже так хотелось всегда. А теперь – может, уже вообще никак не будет…
Нина крепко взяла его за руку:
– Пойдем-ка