пришёлся Анне-Лизе по душе. Она поместила его на столик возле кровати, часто подолгу рассматривала, и разговаривала с ним.
Вот и сейчас Аня, прежде, чем прилечь отдохнуть, пристально вглядывалась в черты принца Антона, и в груди её разливалась сладкая истома. Скорее бы он приехал! Тётушка сказала, что он выехал из Беверна месяц назад. И прибытие его ожидается в Петербурге со дня на день.
Она уже столько раз в мечтах представляла, как он войдёт в зал торжественно и гордо. Приветственно снимет шляпу, из-под которой рассыплется грива белокурых локонов. И все придворные дамы замрут в восхищении. А он подойдёт к ней и, поцеловав руку, одним проникновенным глубоким взглядом покорит её сердце. Затем возьмёт за руку, посадит на коня и увезёт в далёкий и прекрасный замок. И она никогда больше не увидит опостылевших матушкиных любовников и не услышит её ядовитых насмешек!
Она взяла книгу, открыла её по закладке и погрузилась в чтение:
« — Вас кто-то обидел, милое дитя?
Розали от неожиданности выронила букетик цветов. Ролан галантно поднял его:
– Отчего Вы носите азалии? Ведь это цветы печали.
– Я несчастна, – вздохнула она.
– Позвольте мне разделить Ваше несчастье, – сказал он, вставляя цветок в петлицу своего жюстокора, – Ведь разделённое с кем-то несчастье – это уже половина несчастья».
Анна-Лиза оторвалась от книги и мечтательно закрыла глаза. Прекрасный Ролан виделся ею в облике белокурого голубоглазого принца с гордым римским профилем.
Рыцарская Академия (бывший дворец Меншикова)
После занятий, по распоряжению директора, кадеты, вооружённые предметами для уборки, рассредоточились по всей территории Академии. Лопухину с Микуровым досталось натирать полы в зале, где проходят уроки танцев и экзерциции.
Поглощённый размышлениями о подслушанном разговоре на запятках кареты канцлера, Василий не выдержал:
– Слушай, Лопух. Что ты знаешь про Остермана?
– Ты сегодня уже дважды спрашиваешь о нём. На что он тебе сдался?
– Видишь ли, я невольно услышал один разговор… Одним словом, мне показалось, граф Остерман весьма нелестно отозвался о Минихе.
– Тебе не показалось! – отрезал Иван.
– Почему?
– При дворе всем известно, что канцлер болезненно тщеславен и не терпит успешных соратников. А старина Миних воспарил непозволительно высоко. Посуди сам, милости государыни на него сыплются, как золотой дождь! Как это может понравиться тому, кто желает находиться на вершине власти один?
– Верно! – Василий отбросил швабру и сел рядом, – Он так и сказал: «Тому, кто высоко взобрался, больнее падать».
– Кто?
– Остерман.
– Кому?
– Я его не знаю… Он говорил по-немецки. Внешне молод, богат и очень красив.
– Немец, внешне