приступа кашля.
– Вот так-то. Значит, признался в том, что ждешь вертолет. Только никакой вертолет ночью не прилетит.
– Почему же? Бывали случаи, когда и ночью прилетали, – отпарировал Гаврила слова сородича.
– Ну санитарные, бывало, прилетали и ночью. Ты ведь не санитарный же вертолет ждешь, Гаврила?
– Тебе-то какое дело в конце концов?! Ты, Отакчан, и в молодости был колючим, как шиповник. На старости лет эта твоя болезнь стала вовсе нестерпимой, старый бобыль! – вдруг зло взъерошился Гаврила и поспешил к выходу.
– Не обижайся, Гаврила. Летит твой вертолет, – довольный, засмеялся Отакчан, глядя вслед убегающему Гавриле.
«Вечно такой задира, аринка[20]. Умничает только. Нету у него детей, а то грех за слишком вольные слова пал бы на них. А с него, старого бобыля, что возьмешь! Скоро и так протянет ноги», – Гаврила, спотыкаясь, заторопился к своей палатке, стоящей у опушки леса.
3
На Севере погода изменчива, то невыносимая жара, то проливные дожди. В последнее время погода совсем непредсказуемой стала. Раньше как-то проще было. Видно, всеобщий потоп приближается.
…Дождь крупно барабанил по выцветшей палатке. По ее бокам текли обильные струи воды. По углам уже потекло. Отакчан с озабоченным видом перекладывал свои нехитрые вещи с места на место. Но вскоре в палатке не осталось сухого места. Отакчан отряхивался от холодных капель, не зная, как спрятаться от них. Потянулся к мокрому дождевику с капюшоном и натянул его на себя. Хоть стой под льющим дождем, хоть сиди в палатке, все одно, кругом вода. Старик протер мокрое лицо и задумался: «Где взять новую палатку, ума не приложу. Который год ищу брезент, а его нигде нет. Сам бы пошил себе новую палатку. Еще говорят, он дорогой шибко. То-то Айчима смеялся, что моей годовой пенсии не хватит на новую палатку. Да еще за муку и чай надо платить. Жить-то как дальше буду?.. Могла бы сестра подсобить, да ей самой тяжело. О семье надо заботиться. Ей трудно и без меня. Одеть, обуть, накормить сыновей и мужа – все это на ее плечах. От зятя толку мало. Нигде не работает. А вот пьянствовать умеет лучше других. Нет, сестру загружать своими просьбами не буду. Как-нибудь решу сам свои проблемы. Да и друзей настоящих, верных почти не осталось. Всех их сдули с лица земли новые порядки. Многие померли, потеряв надежду на сносную жизнь, веру в свою судьбу. А кто остался-то у меня?»
Отакчан вспомнил о своем друге Сэмэкэ. Они друзья с детства. Когда-то вместе росли, кочуя с родителями по таежным тропам и горным долинам. Беззаботно играли в «охотников». Дети любили эту игру. Воображали, будто они охотники. Делали вид, что едут верхом на оленях. Правда, олени не настоящие, а прутья с двумя развилинами-ветками. Это и есть верховой олень. Развилины-ветки – это рога. Прутья совали между ног, делая вид, что садятся на верховых оленей, и бегали изо всех сил. Часто пускались наперегонки. Смекалистый ум рисовал незримый образ медведя или чаще снежного уямкана[21], и начиналась безудержная игра воображения будущих охотников.
Оба почти не учились: мир школы им оказался не по душе. Помнит