Собрание сочинений. Том 5. Черногория и славянские земли. Четыре месяца в Черногории.
независимости. – С этой поры турецкие пограничные начальства начали вести переговоры с Черногорией, как с самобытным владением, хотя правительство турецкое и не признало актами ее независимости.
Сшибки черногорцев с французами, завладевшими Катаром в 1797, по уничтожении Венецианской республики и потом с австрийцами, наследовавшими французам на Адриатике, принадлежат уже новейшей истории и я буду о них вспоминать во время своего путешествия по Черногории.
Глава VIII
Острог
17(29) июля.
14(26) июля отправился я во вторую экспедицию, в северную часть Черногории. – Невыразимо тягостен переход от Цетина до Загарача; он не менее 50 верст; во время всего перехода кое-где можно сесть на коня, и то с опасностью слететь вместе с ним в стремнину или грянуться о камень. Какая сила могла опрокинуть эти торчащие вверх дном горы и в таком поражающем беспорядке набросать камень на камень?
Мы вышли из Цетина в 5 часов утра и пришли в Загарач в 8 часов вечера; подумайте, что мы отдыхали только час на пути, не считая минутных остановок, что зной доходил до 35°, по Реомюру, что наши сапоги были изорваны торчащими камнями, а платье повсюду вьющимся драчом, и вы можете постигнуть нашу радость, когда мы добрались до ночлега.
На пути встречали много деревень, еще более церквей: но что это за деревни и что за церкви? Где площадка, там два-три, иногда десяток домов, кое-как сложенных из камней и едва прикрытых от дождя соломой, изредка черепицей, жались к утесу, отнимая у него задаром полторы или две стены; словом, они вполне оправдывали свое сербское название «кучи»[18]. – Церкви большей частью без священнослужителей и без церковных утварей; впрочем, в них иногда совершается литургия, и как торжественна, как поражающа она здесь, в устах священника, едва оставившего свою соху, которой он в поте лица снискивает хлеб, или оружие, которым защищает права и свободу вверенного ему племени (священник здесь и воевода и сердарь); как, говорю, торжественна эта обедня перед одинокой иконой Спасителя, в маленькой, нередко развалившейся церкви, сквозь стены которой видна и эта дикая, величественная природа и часто турецкая крепость, ежеминутно грозящая направить свои пушчонки туда, где толпа людей гуще.
Народ здесь беден. С трудом выпрашивает он насущное пропитание у клочка земли, доставшегося ему по наследству или по праву войны, и эту землю он не имеет ни охоты, ни досуга обрабатывать с должным рачением. Ни даже досуга? – скажете вы, но что ж он делает? Что делает! Бог ему судья! Впрочем, его нельзя винить в лени. Здесь человек стоит неусыпно на страже своей свободы; пограничный нередко и ночью не покидает своего оружия, а проснувшись каждый прежде всего берется за ружье, которое он начинает носить с 11 или 12-летнего возраста; ружье с бороной не свояки: что первое посеет, того не возрастит и время.
Здесь работают одни женщины. Жалкие существа здесь женщины. Природа и человек унизили их до чрезвычайности. Они небольшого