свое выступление, рассказав подробно о том, как, почему и где оказался их город. Потом, сообщив, что в тридцати километрах к северу от города было обнаружено стойбище одного из половецких родов, он предоставил слово Роману.
Роман, выйдя к трибуне, вкратце рассказал о своем путешествии по заснеженной степи, о битве с волками, об убитом ими медведе, о половецком стане.
Зал слушал с напряженным вниманием. Никто даже не дремал, несмотря на самую сонную предрассветную часть ночи.
В конце, как и договаривались с Гринёвым, он представил Залу Кэчтэна и Кэчуша, рассказав, кто они такие, и что отправились они сюда в качестве послов. Роман пригласил на свое место Кэчтэна и вернулся за стол.
Кэчтэн, который не выпускал из левой руки свой щит, вышел к трибуне, резко поднял над головой выдернутый из ножен меч, со свистом разрезал перед собой воздух и аккуратно положил его перед собой, накрыв щитом. Затем низко поклонился залу в пояс и начал свою короткую речь, которую переводил подошедший к нему Лайсман. Кэчтэн, которому Алексей представил сидящих в зале, как старших, «лучших» людей города, отнёсся к своему выступлению очень ответственно. Он рассказал о жестоких и яростных победителях русичей и половцев на Калке в прошлом году. Об их великом и непобедимом полководце Сэбэдае, о том, что половцы гордились бы союзом с их городом и о том, что он на межплеменном совете будет убеждать их заключить такой союз для защиты их с земель от татар.
Кэчтэн, сталкиваясь то с одним, то с другим техническим средством цивилизации конца двадцатого века, всё больше сомневался, люди ли эти русские, не боги ли они? – Разговаривают друг с другом на расстоянии, ездят на авголах, убивают грумпычами – всё волшебное, всё удивительное. При этом русские уважали и слушали Башкэча и теперь вот слушают его. Нет-нет, гордые, сильные и свободные половцы, предпочитающие погибнуть, но никому не подчиняться и не платить дани, должны согласиться с ним и стать данниками этих удивительных русских. Богам за свою защиту дань платить не стыдно.
Обезображенное лицо Кэчтэна притягивало и гипнотизировало зал. Оно воздействовало своей правдоподобностью больше, чем его щит, меч, одежда, да и сам рассказ. Вопросов не было. Тем более, что Гринёв пресёк попытки их задавать ещё во время выступления Карпенко, попросив зал отложить их на потом. Когда Кэчтэн закончил свою речь, прерываемую переводом Лайсмана, Гринёв встал и объявил:
– А сейчас слово для доклада и ответов на вопросы предоставляется Председателю Совета обороны Ярославцеву Андрею Андреевичу.
– Пошли, – скомандовал он «президиуму» и они, надев свои марлевые повязки, покинули сцену через ту же закулисную дверь, через которую входили.
Ярославцев вошёл через другую дверь, прошёл через весь зал, поднявшись на сцену по ступенькам, встал к трибуне. Аудитория загудела, делясь впечатлениями. Председатель Совета обороны