тогда распишитесь вот тут, – парень протянул ему листок бумаги с десятком, фамилий, – и напишите: «Полковник Зенин», да и пусть возьмёт с собой еды на сутки.
– Закрыв за парнем дверь, Зенин посмотрел на присмиревших женщин:
– А где сват?
– А спит, – сваха махнула рукой, – вчера надрался, теперь пушкой не разбудишь.
– Что случилось? – тревожно спросила жена, – Война?
– А бес его знает! Но вроде не война. Сколько времени? Радио у нас есть?
Только теперь все обратили внимание, что за окном уже здорово рассвело.
– Пошли на кухню, – скомандовала сваха.
На кухне она включила радиоточку – только шипение. Зенин включил радиоприемник на магнитоле, прогнал его по ФM – не было даже шипения, переключил на СВ – тот же эффект. Прогнал автоматически обратно и вдруг ш-ш-ш в одном месте. Глянул на настенные часы:
– Странно, уже восемь минут седьмого…
И вдруг шум прекратился и раздался тревожный женский голос:
– Внимание, внимание, передаем «Обращение Городского Совета обороны к гражданам Волжской России», то есть, к нам с вами, жители города Волжского.
Все трое, застыв, выслушали «Обращение». После обращения выступила диктор с информацией о совещании руководителей предприятий, о речи половца, о всеобщей мобилизации жителей города на выживание. Снова стали передавать «Обращение».
Зенин молча прошёл в комнату, достал бритвенный прибор и, проходя в ванную, бросил свахе:
– Даниловна, звони сыну, скажи, что его призвали по мобилизации, пусть собирается, я за ним сейчас зайду.
– Господи, что за напасть на нашу голову, – глаза двинувшейся к телефону Даниловны были влажными от готовых прорваться слез.
Через двадцать минут, выбритый, одетый в свой новенький, неделю назад полученный из ателье мундир, Зенин сидел на кухне и завтракал – пил чай с бутербродом. Запасливая сваха доставала из холодильника снедь, а жена складывала её в целлофановые пакеты и помещала их в старенький большой портфель, в котором Борис Васильевич привез вместе с бритвенными и туалетными принадлежностями и свой гражданский костюм для свадьбы. Кое-как поднятый свахой, но не до конца проснувшийся Козин-старший, быстро приходил в себя, посасывая напротив Зенина «Сталинградское» пиво из горла и слушая «Обращение». Когда Борис Васильевич, допив чай, поднялся, он встал проводить его, не выпуская из рук бутылки, и уже в коридоре, когда Зенин надевал зимнюю куртку с полковничьими погонами, сказал, сделав очередной глоток:
– Вот что, Боря, как я понял, Волгоград гакнулся, или мы гакнулись от него?
– Хрен редьки не слаще, но надо ещё разобраться, что к чему.
– Что там разбираться? Ты главное запомни – вы со свахой, один чёрт бомжами не будете. Считай, что этот дом – ваш дом, хоть там что. Ты понял меня? Правильно я говорю, мать? Или как? Даниловна удивленно глянула на мужа:
– И что говорить-то, конечно, и так всё ясно, не чужие ведь.
Зенина