и Оранжевой.
Большинству из пришлых это избирательное право было так же необходимо, как телеге пятое колесо, потому что оставаться ни в Оранжевой, ни в Трансваале на всю жизнь они не собирались, используя республики как дойную корову. Сколотил капитал, отправился восвояси. Но Сесиль Родс, являясь премьер-министром Капской колонии, все никак не мог успокоиться, пока бурские прииски ему принадлежат.
Ситуация с избирательным правом давала британцам формальный повод вмешиваться во внутренние дела республик, якобы для защиты своих граждан. Доходило до прямой агрессии. Однажды британцы уже аннексировали республики, но почти двадцать лет назад буры подняли восстание и прогнали захватчиков прочь. А три года назад они пленили многотысячный отряд бандитов, нанятых Сесилем Родсом.
Но после того как в бурских республиках нашли золото и алмазы – они были обречены.
Буры с неодобрением поглядывали на Савицкого, который держал в руке стакан с виски и кусками льда, периодически прикладывался к нему губами и делал маленький глоток.
К спиртному буры не притрагивались, а, казалось бы, что еще делать, чтобы скрасить скучную дорогу? Их поведение Савицкому очень нравилось, но сам он от косых взглядов, догадавшись об их причине, немного засмущался. Он уже проклинал себя, что заказал стакан виски. Мог бы ограничиться просто холодной водой. Не будь его лицо и без того красным от загара, можно было предположить, что он покраснел от смущения. Он не знал, как поступить – то ли выпить содержимое стакана одним глотком, то ли отставить его от себя подальше, дескать, не мое это.
В бурах чувствовалась какая-то уверенность. Посмотришь на такого и тут же становится ясно, что хозяйство у него огромное, в работниках не один десяток человек, да и сам на печке не валяется, а в поле трудится с утра до вечера – ни себе, ни другим спуску не дает.
Савицкому хотелось заговорить с бурами, но он-то знал, что ко всем чужакам они с крайней подозрительностью относятся и вряд ли будут с ним разговаривать. Скорее попросят до греха не доводить своими приставаниями, отстать подобру-поздорову. Оставалось Савицкому лишь слушать их странную речь. Он мало что понимал в ней. Зато Рохлин неплохо освоил африкаанс.
Пейзаж за окном вагона – вроде был тот же самый вельд, но все-таки произошли какие-то, пока еще не видимые глазом, изменения. У Рохлина сложилось ощущение, что они пересекли границу и въехали в Трансвааль. Он не понимал, отчего у него такое ощущение. Вдалеке он увидел ферму, ухоженные поля вокруг нее, а спустя пару часов – караван повозок, в которые было запряжено по шесть-восемь быков. Они тащили огромные фургоны, размерами ничем не меньше дома, где могла с комфортом разместиться многодетная семья. За фургонами тянулся шлейф пыли, в нем тонуло стадо коров, которое шло следом за повозками.
Похоже, они пересекли границу с Трансваалем.
Лица буров, что ехали на соседней лавке, посветлели. Они прильнули к окнам вагона и смотрели на ферму, на