берет персик.
– Я покажу, где ты будешь спать, сестренка, – говорит девушка в белом. – Меня зовут Джинджер. Если ночью испугаешься волчьего воя, залезай ко мне в постель.
– Уверена, ты никогда не пробовала ничего слаще этих персиков, – говорит девушка в черном. – Я Конгер. Я с Учительницей дольше всех и знаю все фрукты на этой горе.
– Ты пробовала цветы софоры? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает она. – Быть может, однажды ты мне их покажешь.
Я впиваюсь в персик. Он неописуемо сладок, тает на языке, словно чистый снег. Но стоит мне проглотить кусочек, как в животе теплеет от его питательности. Я верю, что персика действительно хватит на десять дней. Я поверю всему, что скажет Учительница.
– Почему ты меня забрала? – спрашиваю я.
– Потому что у тебя есть талант, Инь Ньянг, – говорит она.
Полагаю, теперь это мое имя. Скрытая Девушка.
– Однако таланты нужно развивать, – продолжает она. – Останешься ли ты жемчужиной, погребенной в грязи безбрежного Восточного моря, или засияешь столь ярко, что твой свет разбудит тех, чья жизнь – лишь сон, и озарит земной мир?
– Научи меня летать и драться, как они, – говорю я, слизывая с пальцев сладкий персиковый сок. Я стану великим вором, обещаю я себе. Я выкраду у тебя свою жизнь.
Она задумчиво кивает и смотрит вдаль, туда, где заходящее солнце превращает облака в море золотого великолепия и алой крови.
Шесть лет спустя
Колеса запряженной ослом повозки скрипят и замирают.
Без предупреждения Учительница снимает повязку с моих глаз и вытаскивает шелковые затычки из ушей. Я вздрагиваю от яркого солнца и моря шума – крика ослов, ржания лошадей, звона цимбал и плача эрху[6] какой-то народной оперной труппы, стука и грохота выгружаемых и загружаемых товаров, пения, воплей, ругани, смеха, споров, молитв, из которых складывается симфония крупного города.
Пока я прихожу в себя после путешествия в колеблющейся темноте, Учительница спрыгивает на землю, чтобы привязать осла к придорожному столбу. Мы в провинциальной столице, вот и все, что я знаю – запахи сотни разновидностей жареного теста, и засахаренных яблок, и конского навоза, и экзотических духов поведали мне об этом еще прежде, чем с меня сняли повязку, – но не могу сказать, где именно. Напрягаю слух, ловя обрывки разговоров, но этот диалект мне незнаком.
Пешеходы кланяются Учительнице и говорят:
– Амитабха.
Учительница складывает руки перед грудью, кланяется и отвечает:
– Амитабха.
Я могу быть в любой точке Империи.
– Пообедаем, а потом сможешь отдохнуть в той гостинице, – говорит Учительница.
– Как насчет моего задания? – спрашиваю я.
Я нервничаю. Я впервые покинула гору с тех пор, как она меня забрала.
Она смотрит на меня с непонятным выражением, смесью жалости и веселья.
– Не терпится?
Прикусываю