традиций. Когда я потом учился в Челябинске в строительном училище, то там мы дрались училище на училище.
С пятого класса учеба приняла совсем другой характер. Мы, четвероклассники, оказались за одной партой с третьегодниками, то есть с теми, кто сидел в одном классе три года. У этих переростков не было расположения к учебе, они просто проводили в школе время, занимаясь всякого рода шалостями и пакостями. Сосредоточиться на занятиях было совершенно невозможно. Я стал получать отметки 5, 2, 5, 2… Получив двойку, я на следующем занятии ее исправлял на 5, а на следующий раз опять получал двойку. Так прошел пятый класс, потом шестой. В пятом классе я сидел за одной партой с тем самым Киричом, о котором я уже упоминал. Когда мы сдавали экзамен по русскому языку, Кирич попросил меня помочь ему поскольку с русским у меня было все же отлично. Мы сидели на первой парте, но я ухитрялся все ему исправлять и до того увлекся, что Кирич получил пятерку, а я четверку, и это было мне очень обидно.
Но постепенно я по всем предметам съехал на тройки и семилетку закончил исключительно на тройки. Поведения я стал совершенно отчаянного, директор школы Леонид Ермолаевич Тарабрин неоднократно хотел меня выгнать за поведение, но мать его просила не делать этого. Не знаю, но почему-то ученики не любили его. Наверное, за то, что он был длинный и худой, ему дали прозвище Дубина и просто Ленид. Однажды, еще в четвертом классе, я вышел в коридор и, приоткрыв дверь на улицу, увидел, что идет директор и, может быть, зайдет в класс. Я отпрянул от двери и, крикнув: «Ленид!», влетел в класс. Следом за мной ворвался Леонид Ермолаевич и, схватив меня за шиворот, отволок к себе на квартиру, а жил он в этом же здании, в другой половине, и поставил меня в угол.
Многие из учеников были изрядными оболтусами, не желали учиться и вообще были уже переростками, иногда вступавшими с учителями в рукопашную. Однажды, помню, была такая стычка у директора с парнем по прозвищу Камай. Директор хотел его огреть, но тот удачно увернулся, и Леонид Ермолаевич сделал смешной оборот вокруг оси.
К слову сказать, этот Камай был сыном колодезника и усвоил его ремесло. Однажды, когда мне было двадцать лет, я приехал в деревню в отпуск из Челябинска и разговаривал с Камаем, который чинил наш колодец в Хомутовке. В это время к нам подошел Леонид Ермолаевич, и мы с ним разговорились по-человечески. А вообще он был, конечно, интересной личностью. Позже я узнал, что он учился в какой-то церковноприходской школе вместе с Есениным, но в разных классах. Может быть, в Спас-Клепиках, не знаю. Об этом говорили уже потом.
А вот его жену, Екатерину Григорьевну Тарабрину Катерюшу как ее все называли, я просто обожал. Она читала нам былины и делала это с такой душой, что я мысленно переносился в ту легендарную и полумифическую эпоху становления Киевской Руси и жил всей этой жизнью. Любовь к литературе Екатерина Григорьевна привила не только мне. Ее уроки вспоминает другой ее ученик, профессор Мичуринского педагогического института Василий Иванович Попков,