не люблю».
Допустим, все сказанное – правда (на самой деле – не все); но ведь Горький правду не любил. Зачем же он ее высказывает? Действительно, стоит ли всегда говорить правду? О наготе отца, допустим? Ведь, кроме правды, существует понятие такта; это и есть, если угодно, «культура». Да, русских («мужиков») Горький не любил; но любил ли он евреев, если решался на такие рискованные противопоставления? У Горького – все то же алиби: априорно завышенная оценка культурного человека как прежде всего хорошего работника. <…> Здесь – уже известное нам отождествление культуры с буржуазными добродетелями дисциплины и организованности, – и изнутри вырастающий мотив насилия, закабаленности культурой. При этом культурные евреи всячески «выдвигаются», буквально выпихиваются в первые ряды; а первые ряды, как известно, – наиболее удобная мишень. Этот метод был принят на вооружение кое-кем поважнее Горького. «Еврейское засилье» первых двадцати лет, помимо всего прочего, сильно попахивает провокацией[87]. И этот трюк действует до сих пор <…>. В этой провокации Горький сыграл немалую роль. Это он придумал отождествить тип еврея с типом культурного насильника, своего рода социалистического плантатора. Это он редактировал книгу о Беломорканале, украсив ее портретами орденоносных энкаведешников с еврейскими фамилиями. Все, что я знаю <…> о Горьком, бесконечно убеждает меня в одном: Горький евреев не любил. Его прославленное филосемитство – маскировка, камуфляж, защитная реакция, цензура бессознательного. Осуждение антисемитизма – достаточно условный жест культурного этикета, и как раз к таким «правилам хорошего тона» особенно чутки всякого рода парвеню. Горький не любил евреев так же, как он не любил интеллигентов, не любил большевиков, буржуев, мужиков, как не любил в конце концов навязанную ему «культуру», которую трактовал как насилие именно потому, что его она насиловала. Вопрос: не он ли, так сказать, и насадил антисемитизм в советской России? [ПАРАМОНОВ (II). С. 169–170]
На наш взгляд, ответ ясен как Божий день: «Не он!», – см. [АЕИ], [БЛЮМ], [БУДНИЦКИЙ], [КОСТЫРЧЕНКО] и др. Не углубляясь далее в этот вопрос, напомним все же, что столь раздражающее многих историков «еврейское засилье» в первое послереволюционное десятилетие явилось результатом умелой политики большевиков, которые самыми разными пропагандистскими приемами и социальными акциями сумели привлечь на свою сторону евреев. В свою очередь Белое движение, напротив, своей выражено антисемитской погромной политикой оттолкнуло от себя еврейские массы, в начале Революции выступавшие отнюдь не на стороне большевиков. Подробно об этом см. [БУДНИЦКИЙ (I) и (II)]. Если же использовать столь интимное слово как «любил» в качестве обобщающей характеристики, типа «доброжелательное отношение», то можно утверждать, что Горький евреев таки «любил». Это свое отношение к Народу Божьему он не стеснялся декларировать – в отличие, отметим особо, от всех других русских писателей. В манифестации своей любви к евреям Горький – русский,