к ним подбежал бдительный Гром – большой черный пес, принадлежавший Степану. Вообще-то, держать на территории садика постороннюю собаку было запрещено, но у ночного сторожа свои привилегии. Точнее говоря, начальство старательно ничего не замечало.
– Ну, пойдем, покажешь.
– Привет, Гром, – девочка потрепала пса по мохнатому боку и отважно направилась в северо-западный угол территории. Там к садиковому забору ближе всего подбирались кооперативные гаражи.
Степа и Гром пошли следом.
– Вот там она стояла, – вытянув руку, указала маленькая проводница.
Сторож присел рядом, стараясь увидеть картинку ее глазами.
– Ага. А какая она была?
– Черная. И окна черные. А колеса черные с белыми буковками.
– Сейчас много черных машин.
– У этой не было тени.
Упс. А вот это уже серьезно.
– А солнышко точно светило?
– Да. От вон тех деревьев тени были. Наискосок, – девочка прочертила пальчиком в воздухе. – А от машины не было.
Дела… Похоже, новость для папы-олигарха будет просто убийственной.
* * *
Дома Степан переоделся. Были у него специальные накладки под одежду, способные защитить в бою. Понятно, что абсолютной защиты (особенно от тех, кто в солнечный день не оставляет тени) не существует, но все же, все же…
Нацепил пояс с ножнами для меча, разместил в рукавах два стилета, еще два сунул в зажимы на щиколотках… Были еще кое-какие сюрпризы, не зря он много лет занимался реконструкцией средневекового боя.
Потом вывел из гаража тяжелый мотоцикл и, распластавшись над рулем, словно летящая хищная птица, помчался к старому кладбищу. Огромный черный пес неотвязной тенью несся рядом.
* * *
Старое кладбище в городе было известно под названием Ивановские бугры. Земля здесь действительно казалась бугристой и клочковатой, как будто захороненные покойники пытались вырваться из могил, но не осилили тяжести наваленной на них почвы.
Место славилось дурной аурой, и не удивительно: в 1670 году здесь зверски казнили одиннадцать тысяч пленных казаков-разинцев.
«Страшно было смотреть на Арзамас, – писал в своем дневнике один из офицеров-иностранцев, побывавший на Ивановских буграх в то время, – его предместья казались совершенным адом: повсюду стояли виселицы и на каждой висело по 40 и 50 трупов, там валялись разбросанные головы и дымились свежей кровью; здесь торчали колья, на которых мучились преступники, и часто были живы по три дня, испытывая неописуемые страдания».
«Все захваченные в плен принимали смерть с мужеством необыкновенным, будучи в твердом убеждении, что умирают они за правое дело».
Трупы казненных свалили потом в ямы и закидали землей. С тех пор она здесь и бугрится.
Когда Степа прибыл на место, сумерки уже вступили в свои права. В небе просыпались первые звезды, ночной ветер,