глазами мелькнула та самая валькирия из его сна. И он понял, что это было не совпадение.
– Кто стрелял, – спрашивал он, хотя сил больше не было, – скажите, это были солдаты, офицеры, кто стрелял?
– Нет, это в штатском, какой-то проходимец.
Они понимали, что он хочет услышать.
– Штатский, хорошо, родимый, это замечательно, что штатский, не так обидно.
И когда они приблизились к дворцу, он был уже мертв, хотя в это никто не смог бы поверить.
В это не поверил и почти выбежавший к ним император. Он больше ничего не боялся. Они спокойно могли убить его в тот момент, но он склонился перед своим генералом, и требовал врача. Воинов прогнали прочь, не зная, что от них можно ожидать. А он все еще стоял над телом этого удивительного человека, смотрел на его спокойное лицо и плотно сжатые губы. Он до конца исполнил свой долг.
Когда все утихомирилось, и генерала хоронила вся столица, рыдали солдаты, вспоминая о том, что он выжил в страшных условиях, и вот теперь, когда был разбит Наполеон, то русские оказались страшнее французов.
– Его Наполеон не мог убить, а эти, – слышалось то там, то тут
В тот день многие видели в первый раз высокого и неподвижного своего императора. На могиле он дал клятву найти убийцу и отомстить за гибель своего генерала.
– Он будет повешен, я не стану тратить на него пули, веревки достаточно.
Император внушал им страх и трепет. Они сожалели о том, что столкнулись с ним при таких печальных обстоятельствах. Они уже и сами не понимали, как могли думать о каком-то бунте, и какой черт их дернул в это бессмысленное пекло. Очень тихо хоронили затоптанных, погибших там. Говорили только об арестах, и каждый знал, что не стоит просить пощады, если ты оказался там, если ты был замешан.
Когда привели Каховского в залу для допросов, и император взглянул на него из боковой двери, он страшно побледнел и сжал кулаки.
– И это он? Этот ничтожный?
– Палачи всегда ничтожны, ваше величество, – услышал он голос одного из вельмож.
– Идите туда сами, я убью его своими руками.
Они переглянулись. Все эти дни они дивились тому, как он держался даже когда допрашивал уже доставленного к нему Павла Пестоля, с тем не смог бы справиться никто. Они только с ужасом думали о том, что было бы с ними со всеми, если бы у него что-то получилось, и императором стал бы этот Брут.
Но этот. И все-таки они не стали испытывать терпения своего императора, и кто-то уже двинулся туда, зная, что он все видит и слышит.
Сам же император в то время шагнул в соседнюю комнату, где оставался князь Трубецкой.
Ему хотелось понять, что толкнуло в бездну светлых князей, у которых было в этом мире все, за что они боролись и что хотели изменить. Князь путался, он менял показания, и как ни старался, ни на французском, ни на немецком ничего не мог объяснить. Он и на самом деле не ведал, что они все творили.
Понял ли