сто частей из ста составляют твое естество, и вскоре ты и сама перестанешь обманываться своим юным телом, своими наивными мечтами. Вся шелуха спадет, Вандерлина, и ты останешься наедине сама с собой; и кто-то при тебе – летописцем. Я же постараюсь, чтобы ты спала, как и сейчас, и как можно дольше не просыпалась. Я увидел тебя на небом забытом постоялом дворе. Я испугался точно маленький ребенок, хотя тебе, казалось, было намного хуже, чем мне. Только что оторвавшаяся от корней, ты полетела бы по ветру, в любую сторону, пока бы не нашла что—то, что разбудило твое естество, случайно, обрывками, а я не могу допустить такого. Рост – сплошная пыль, умноженная на расплывчатые отпечатки сапог и плевки, но именно с него начинается великая пустыня. Пародия на город, где роль площади выполняет место, освободившееся после сноса старого сарая. Песок на зубах и под ногтями. Место, специально отведенное под непотребства и размышления. Направо кабак, по двору которого бродят самодовольные куры, напоминающие девиц из того заведения, что слева – известного борделя через дорогу, с тайным, но ни для кого секретом не являющимся, входом за бельевой веревкой. Раннее утро, и потому тихо, как в могильнике. Даже низкосортный постоялый двор лучится тишиной. Постоялые дворы Роста напоминают о помойке, кишащей крысами. Они пьют, бахвалятся, дерутся, затем укладываются спать тут же, на лавке; протрезвев – снова едят и пьют, и не имеет смысла трогать этот разношерстный сброд. Крысы хорошо знают, сколько стоит одна жизнь, но не имеют ни малейшего представления о ценности одной минуты. Одна-одинешенька, все равно, что жемчужина в склизкой пасти моллюска, вот такой ты представляешься мне. Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что в тебе дремлет, я же это чувствую в каждой твоей искре, в дыхании, в шаге. Я не имею ни малейшего понятия о том, сколько еще времени остается до твоего пробуждения, и потому меня постоянно преследует страх.
А вот и он, маленький сухопарый человечек, в одежде без знаков отличия, с вежливой улыбкой и устало осунувшимися плечами; он сам отыскал меня в маскарадной толпе. Здесь так шумно, что можно без опаски говорить о чем угодно – от погоды до революции. Господин Отакон напоминает язык от разбитого колокола: ему нужен большой купол для извлечения звука, который раскатами потряс бы всех на расстоянии, потому—то его и назначили послом. Помнит ли он меня?
«Ваш брат мне сообщил, что встреча со мной представляется вам настолько важной, domine, что вы загнали двух лошадей ради того, чтобы успеть именно к этому дню».
Да, ведь завтра вы уже уедете. Давайте отступим от расшаркивания. Вы знаете, чего я ожидаю от вас, я писал вам об этом.
«К сожалению, ваше правительство не желает придерживаться скрепленных правил и договоренностей. Нашим последним предложением было…»
Что ж, подожду еще немного, пока вы окончательно проникнитесь смыслом моих слов. Мы сейчас ни правила, ни тактику не обсуждаем. Мне есть, что сказать Одеру, кое-что гораздо более