.

беззаботность детства; однако на все вопросы «почему» ответ уже найден, и настало время сокрушаться по запоздалому «почему нет».

      Каждый станет мишенью, станет щитом и заслоном, рвом воды перед огневым наступлением; вместо кожи – щитки броненосца, и рассеивающий свет вместо взгляда. Я прошу о двух вещах: следовать и молчать – на первый взгляд, не так много, однако обычно все внимание и все силы уходят именно на это, безвозвратно, и размышления не их участь, не то времяпрепровождение.

      (06.10.1076)

      Не часто в жизни приходится рассчитывать на теплые приемы, и успеваешь настолько привыкнуть к пинкам, что ласка не чувствуется – она слишком нежная и невесомая, слишком поверхностная и нежданная. Казалось бы, это абсурд, но наш мир, каков он есть, абсурден уже одним фактом своего существования. В нем и жить не хочется, но ведь больше негде. И свой собственный сад не так—то легко вырастить, на это уходят долгие тщетные годы. Сад и очаг, и тающие в грубых ладонях теплые женские руки – мечта каждого, с которой он подчас всю свою жизнь временит, до самого последнего «почему уже нет». И все же эти шелковые чувства со временем закостенеют, и тогда уже важно, как именно они закостенели, будет ли это глиняный бесформенный ком, или ажурный мост после всплеска воды. Насколько первый тяжел и не отесан, настолько второй хрупок и бесценен. Прочитать в каждом его центр, его камень или ажур – вот задача, которая не каждому по силам. Как сказать тебе об этом? Я же не принц из сказки, каким ты меня видишь, я – чтец и лекарь душ, кукловод и ткач.

      (07.10.1076)

      Вот передо мной стоит и не отрывает малоприязненного взгляда новоявленный, исполненный страсти, спаситель Ванды. В его позе есть что—то граничащее с вызовом, не то от смущения, не то от незнания, что же ему следует делать. Если я не отвечу на рукопожатие, то ввергну его в еще большее замешательство. Влюбленные проходимцы опаснее обычных уже тем, что в виду объекта своей любви первые вовсе перестают сознавать, что делают

      «Господин» можно и опустить. Вы не на аудиенции у важной шишки, в конце концов».

      «Да сядь ты!», – Ванда с яростным шепотом дергает своего поклонника за рукав. Она знает, что я спешу. Надо бы ее выгнать из комнаты.

      Вы писатель?

      Создание неизвестной мне породы, но вполне понятной величины: недостаточно крупной, чтобы стоило затевать с ним игру, но недостаточно мелкое, так что некоторое время все же потратить придется.

      «О, так вы слышали?»

      Разумеется слышал, каждая третья зачитывается его нежными элегиями о несуществующих людях и экзальтированных чувствах. Но говорю ему, будто глядя на него, назвал первое, что явилось мне в мыслях.

      «А я думал как-нибудь написать о вас книгу. До сегодняшней встречи».

      О чем именно?

      «О том, кем нужно быть, чтобы…»

      Вы считаете возможным основываться