густая кровь, видимо, во мне течет, потому я душою помню некоторые эти стремительные всплески и перемены, каждый раз одни страшнее других, и предчувствую новый всплеск, который ее появление нам принесет. Она – и предвестник, и причина, и перст судьбы. Каждый раз, как я оставляю ее, я постоянно страшусь за то, что, обернувшись, уже не найду за собой ничего знакомого; вот как и сейчас. Для иных самым трудным испытанием будет не погрязать в своих выдуманных опасениях, в то время как их жизнь, настоящая, почвенная, нутряная, незаметно проходит мимо них.
Со сменой обстановки и окружения привычная картина мира словно бы распадается; и остается лишь удивляться, как быстро может эта перемена сказаться на совершенно всем, что определяет отношение к человеку: его речь, внешний вид, выраженные мимикой мысли. Непостоянны привычки и желания, и по ним обычно судят, и судят ошибочно. Само ядро души неизменно: не изменяются ни тайные страсти, ни сны. Мы свободны, мы, быть того не может! – бессмертны.
(07.10.1076)
Мне хотелось бы описать их, сделав героями иронического романа, я опасаюсь, что отсутствие стиля меня подведет, и все же они могли бы стать всеобщим достоянием вместо того, чтобы развлекать лишь одного меня.
По одному их виду можно судить о поколении в целом: самоуверенность заменяет им правоту, патронташ – совесть, а этот блеск в глазах есть ничто иное, как отражение идеализма. Они несгибаемы. Рейсин так и вовсе напоминает кремень. Надеюсь, что никогда не увижу его коленопреклоненным. И все это не только лишь поколение, это – целая диаспора. Они чувствуют друг друга, будто дети одной семьи. Или Хелей так подобрал для меня всех их, что все вместе они походят на правильно сложенную головоломку? Я объяснял, для чего мне нужен каждый, и все же ощущаю себя женихом, который впервые увидел свою невесту на венчании.
Было бы довольно любопытно сравнить результат обучения одним и тем же искусствам в разных местах, но мы лишены этого удовольствия, потому как ни один из персонажей моего повествования не может заменить другого. Вот за основательным Хелеем пойдет кто угодно куда угодно. От моего Рейсина, напротив, у большинства возникает непреодолимое желание держаться на расстоянии. Лейтенанта Росса я вижу впервые, как и остальных. А вот последнего из нашей компании не заметить невозможно. Он все же лет на двадцать лет моложе остальных. И он не умеет делать каменное лицо, когда я обращаюсь к нему, не умеет ни отводить взгляд, ни смотреть сквозь меня. Смеет задавать мне вопросы. Этот молодой демон – проводник Хелея в Элионе.
Само осознание факта, что я намеренно веду кого—то из них на заклание, лишь прибавляет остроты ощущениям, в особенности и от того, что им это неизвестно. Они предполагают свою роль обычного эскорта, намереваясь исполнить то, за что им заплатили заранее и щедро, исключив, таким образом, всякую возможность того, что они не успеют воспользоваться обещанным вознаграждением. Они могут