воды. Рядом с деревней был отстроен исследовательский городок №108. Скважину пробили, но до озера так и не добрались. Вначале девяностых программу закрыли, группу вывели и все забыли про Тишину и ПГТ №108. Недавно в интернете нашли публикацию, в которой одна из жительниц деревни выложила фотографию того места, где была скважина. Теперь там огромная яма и с каждым годом она становится больше. Не исключено, что через пару лет деревня вместе с заброшенным теперь поселком сгинет в этой яме.
– Откуда там яма взялась? – спросил я.
– Есть предположение, что скважину пробурили рядом с газовым гидратом. Это что-то типа сланцевого газа. Порода в таких местах нестабильная, видимо, скважина понемногу расширялась. Если там действительно газ, скорее всего, пока его сдерживает пластовый лед. Но если он растает, и метан вырвется наружу, рванет так, что там не останется ничего. Нужно установить в яме датчики метана, снять показания и, если приборы покажут скопление газа, провести эвакуацию. Задача понятна?
– Понятна, товарищ полковник. А мне тоже нужно будет спускаться в яму?
– Тебе нет. Майор Усачев все сделает.
– Понял. Разрешите идти?
– Свободен, – сказал полковник и добавил, – Артем, с этой ямой не все однозначно. Ты там поаккуратнее.
Москва только начала оживать после зимы, и уезжать не хотелось. В этом году апрель в кои-то веки был похож на апрель, а не на затянувшийся февраль. Стояли теплые солнечные дни, которым больше всего радовались бродячие коты и воробьи. Люди в большинстве не замечали весны, но все-таки тех, кто в утренней спешке находил минуту, чтобы сфотографировать для Instagram оживающий город, становилось все больше.
Я не люблю Москву. Если быть до конца честным, я вообще не люблю ни один из российских городов. Ни на одном вокзале я не могу выйти из поезда, вдохнуть полной грудью и сказать: «Ну, вот я и дома».
Мой отец военный, и все детство прошло в переездах из одного военного гарнизона в другой. Из города, где я родился, мы уехали, когда мне было пять лет. Я не успел сродниться с ним. Когда приезжал из-за границы, я и страну свою не мог назвать домом. Родиной тоже не мог назвать, наверное, потому что само слово «Родина» у меня ассоциируется с полуразрушенным советским кинотеатром, который был в каждом маленьком, да и большом городе тоже. Кинотеатр обязательно назывался «Родина» и стоял, как правило, на площади или улице Ленина.
Помню, как в одном из захолустных городов моего детства, в начале девяностых, сгорел такой кинотеатр. Я со стайкой своих друзей носился с деревянным маузером в руке, что вырезал из доски отец, и пытался убить друга Леньку, сегодня воевавшего за немцев. Пробегая мимо одного из подъездов, я услышал, как одна из бабок на скамейке сказала: «Родина горит». Тут же кто-то из пацанов крикнул: «Там родина горит, пошли смотреть». Мы закончили сражение и побежали на площадь Ленина, где полыхал огнем кинотеатр, не оставляя шансов пожарным. На следующий день на автобусных остановках, в очередях продуктовых магазинов, на рынке