седина покрывшая его голову, говорила о многом, непреходящая грусть в глазах и плотно сжатые губы… Хирургам многое приходится повидать на этом свете, особенно, во время войны.
Часть 2. Глава 12
В саду пахло мятой и цветами, ветер с моря остужал разгорячённые после ужина лица. На старом кедре проснулись канатные качели. Чуть поскрипывали на крышах флюгера. Почти все окна в доме были открыты настежь и поэтому, устроившись на веранде, мы говорили очень тихо. Жорж раскурил трубку и с наслаждением сделал несколько затяжек. Выдохнув тонкой струйкой дым, он продолжил рассказ:
– Было много ампутаций, немцы использовали винтовки Дрейзе, крупный калибр оставляет большие рваные раны… Стальные германские крупповские пушки достают до трёх с половиной километров. Не учли и хорошо развитую у них железную дорогу, по ней вовремя доставляли подкрепление, в отличие от нашей армии, не успевавшей заменять солдат и подвозить оружие. Такой резни я ещё не видел, Эдуард! Мы работали круглосуточно, но не успевали… Столько людей полегло. Ради чего? Бездарная, позорная война. Потом плен. Бунт в Париже… снова кровь. Я так устал за эти годы, – он потёр ладонями лицо, – иногда кажется, что с меня уже хватит, пора на покой.
Я тяжело вздохнул, не зная, что сказать.
– Но не будем о грустном. В такой тёплый июльский вечер хочется думать о приятном. Знаешь, я часто её вспоминаю…
Мне не нужно было говорить, о ком. Мы понимали друг друга.
– Закрывая глаза перед сном, представляю, что она придёт ко мне во сне. И иногда так и случается… Если существует жизнь после смерти, Эдуард, мы обязательно встретимся, я чувствую это, – Жорж кивнул сам себе и мечтательно закрыл глаза. В лунном свете на его лице просияла блаженная улыбка. Откуда-то появился аромат лаванды, и я почувствовал лёгкое прикосновение Мерлен. Трубка в руке Жоржа погасла.
– Я любил её. Всегда. И не смог спасти. Не смог сделать счастливой. Кому ещё я могу сказать об этом, если не тебе?! – он приподнялся и посмотрел мне в глаза. С тех пор, как ты приехал, Эдуард, мне кажется, что она где-то рядом. Словно в тебе осталась частица её души. Боже мой, как Мерлен тебя обожала! Всё беспокоилась о своём мальчике, словно сама тебя родила… – его голос стал громче, на глаза навернулись слёзы, а вымученная улыбка только ещё больше подчёркивала его страдания.
– Тише, умоляю Вас, Жорж, нас могут услышать!
– Как трудно жить во лжи… – он громко выдохнул и взял себя в руки. – Тебя хорошо приняли? Надеюсь, никто не обидел?
– Всё прекрасно, ваша семья очень гостеприимная.
– Я рад. Смотри, осторожней с Констанс, она кому хочешь запудрит голову. Не то, чтобы я был против твоей кандидатуры в мужья, всё в точности наоборот, если бы я и желал кого-то видеть своим зятем и полюбить, как сына – то это был бы ты. Просто зная мою дочь, предвижу, что она захочет поиграть твоими чувствами… – он встал, похлопал меня по плечу и, пожелав доброй ночи, ушёл.
Когда стихли его