XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим
от изумления глазами. Все это было мне совершенно незнакомо и чуждо. Даже в учениках школы Берза я никогда не видел религиозности, доведенной до такой степени.
В другой раз мы попали на ежегодный бал русской эмигрантской белогвардейской организации «Сокол»[54]. В зале происходила общая для всех часть программы, а затем гости разошлись по отдельным помещениям. Мы стучались в двери и предлагали сфотографироваться. И буквально остолбенели, услышав, что за одной дверью поют «Боже, царя храни», а за другой – «Широка страна моя родная», песню из очень популярного тогда советского фильма «Цирк». В Риге его показывали пять или шесть недель подряд, это был своего рода рекорд. По-своему интересна была и официальная часть праздника – белогвардейцы, поначалу выказав необходимое уважение Латвийскому государству, в остальном построили насквозь русскую программу.
Совсем иное общество предстало перед нами на немецкой свадьбе у барона Шредера на Артиллерийской улице, и во всем непохож на предыдущие был польский бал в помещении женской гимназии О. Лишиной на Дзирнаву, 46.
Польские балы проводились в Риге ежегодно, и на двух из них я побывал. Уже в первый раз в фойе заметил очень старого, но сверхэлегантного джентльмена, который заговаривал почти с каждой парой танцоров, выходящей из зала, и результат всякий раз был один: мужчина возвращался в зал, женщина уходила. Я всегда был до крайности любопытен и, будучи помощником фотографа, который всюду тянет свои провода и подготавливает все, что надо для работы, я мог незаметно наблюдать за происходящим и стараться услышать сказанное. В конце концов я сложил услышанное по частям, и картина прояснилась. Седовласый джентльмен говорил представительницам прекрасного пола: «Я вижу, вас приглашают на каждый танец, и тут нечему удивляться, когда женщина выглядит так, как вы, так одевается и так хорошо танцует. Но знаете, там, в зале есть дамы, которые не танцевали сегодня еще ни разу. У меня просьба – разрешите вашему кавалеру хотя бы один раз пригласить одну из этих дам».
Так этот благодетель заботился о том, чтобы потанцевать довелось и немолодым участницам бала. Вспоминаю, что одна из них была действительно старой и очень хрупкой. Пригласивший ее кавалер танцевал с нею медленный, медленный вальс-бостон. Мне страшно нравилось, что «проблема кавалеров» была так удачно и так гуманно улажена.
Как-то справляли десятую годовщину фабрики Textiliana[55] в Задвинье. Предприятие принадлежало трем братьям Циммерманам, евреям. У одного из них была русская жена, эмигрантка из Берлина – необыкновенно красивая женщина, и в тот вечер ее мог пригласить на танец любой. На фабрике было много мужчин, рабочих и персонала, и каждому хотелось потанцевать с такой красавицей. В какой- то момент, я услышал, как она сказала мужу: «Я больше не могу…». А он в ответ: «Ты должна! Сегодня ты не можешь никому отказывать!». То была своего рода социальная демагогия, попытка строить положительные общественные