Гунта Страутмане

XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим


Скачать книгу

Он непрерывно сыпал анекдотами из царских времен. Только позднее я понял, что господин Перлбах был истинный художник, ибо умел сотворить перед глазами слушателя живые картины. Его рассказы дали мне яркое представление о кипучей жизни Риги времен его юности, об огромных фабриках, об организованных рабочих, о жизни латышей, о русском начальстве, о роли немцев, о тогдашних магазинах. Я его, разумеется, и расспрашивал – что это за артель присяжных весовщиков, прежде я о такой не слышал. «А, это старинная артель, еще с времен средневековья!» – «А откуда берется пополнение?» – «Или сын, или зять, другого способа попасть в артель нет».

      Мы сдружились, насколько позволяла разница в возрасте. Это несколько осложнило работу контролера. Официально я должен был смотреть через плечо господина Перлбаха и записывать его цифры. Если бы он хотел меня обмануть, это можно было сделать сотни раз, но он, видимо, не хотел. И я тоже не хотел строить из себя чересчур строгого контролера.

      В один прекрасный день господин Перлбах сказал мне: «Петр, сегодня я иду в ресторан встретиться с братом». – «Почему вам для этого надо идти в ресторан? – изумился я. – Разве не проще вам зайти к нему или наоборот, ему к вам?» – «Видишь ли, он немец, а я латыш. Он появился в Риге на пятнадцать лет раньше меня. Вначале брат был учеником, потом подмастерьем, но без малейшей надежды когда-нибудь стать мастером, потому как он был простой сельский парень, а не чей-то сын или зять. Но потом брат перешел к другому мастеру, у которого была дочь, засидевшаяся дома. В наши дни ее никто бы не назвал старой девой, ей было всего-то года двадцать три, но тогда девицы выходили замуж в семнадцать-восемнадцать, так что дочь мастера как бы уже не укладывалась в норму. Брат честно проработал там несколько лет, начал понемножку ухаживать за дочерью шефа, женился на ней, и путь к званию мастера для него был открыт.

      Жена брата – немка, он тоже постепенно онемечился, и дети уже от рождения немцы, притом теперь они – национал-социалисты. Мы какое-то время пытались поддерживать отношения. Однажды они явились к нам всей семьей. Родители сидели в одной комнате, молодежь – в другой, и вдруг мы слышим оттуда: «латышские свиньи» и что-то еще в том же роде. Тогда и латыши позволили себе некоторые сочные выражения насчет немцев. После чего и его, и мои дети вышли из той комнаты со словами: не желаем иметь ничего общего с – одни сказали: немцами, другие: латышами. И разошлись в разные стороны. Родители еще немного посидели, поскольку сама по себе невестка уживчива по характеру. Но в итоге мы с братом встречаемся теперь только в ресторане».

      Позднее, когда я читал роман Августа Деглавса «Рига» (действие происходит во времена, когда латышские крестьяне пришли и постепенно «завоевали» город), рассказ господина Перлбаха помог мне лучше понять его.

* * *

      В конце концов я получил работу в книжном антиквариате «Универсал», арендовавшем помещение у Еврейского общества, но в остальном ничего общего с ним не имевшем. Еврейское общество и театр