Наталья Якобсон

Изувеченный


Скачать книгу

огонь. Клер боялась, что ее пальцы соскользнут с рукояти, как по гладкому льду. У лезвия действительно был какой-то льдистый суровый оттенок, как будто это и не нож вовсе, а осколок айсберга.

      Вещь была явно старинной, как экспонат или реликт, позаимствованный из какого-либо музея. Только он удивительно хорошо сохранился. Стилет был еще новее и чище, чем товар, только что поступивший в магазин. Клер невольно засмотрелась на свое отражение в сверкающем лезвии. Как красиво! И как легко этим же лезвием всю красоту сокрушить!

      Ее вдруг пронзило странное извращенное желание. Порезаться! Просто взять и полоснуть лезвием по коже так, чтобы выступила кровь. Это было жутко, неприятно и в то же время невероятно соблазнительно. Снова почувствовать щиплющее жжение в коже. Снова увидеть, как выступают капельки крови, будто роса на цветке. Желание было таким страстным, что Клер едва удержалась.

      Ее словно прожгло изнутри. Мысль нанести себе какую-то рану или увечье стала почти наваждением.

      Клер будто спала на ходу. Разве могут разумному человеку в голову прийти подобные мысли? Надо думать рационально. В конце концов, она взрослый человек с рафинированным вкусом и приятными манерами. Так откуда же в ней взялась эта тяга к крови, к смерти, к насилию? И самое главное – к саморазрушению. Почему мысль порезать себя начала казаться ей куда более соблазнительной, чем нарисовать что-то кистью на холсте или подкрасить губы дорогой помадой.

      Все это было так необычно. Как во сне, она поднесла лезвие к собственной коже чуть пониже локтя и аккуратно провела им тонкую линию поперек руки. Боль тут же защипала, как тлеющие на руке угольки, но ощущение все равно было каким-то завораживающим. Лезвие чертило тонкий аккуратный рисунок. Такого нельзя было повторить на бумаге или холсте. Это искусство требовало в качестве полотна исключительно живой плоти. Уникальное искусство. Клер не могла оторвать глаз от тонкой раны, тут же налившейся алым цветом. Этот порез казался линией совершенства. Абсолютно идеальная черта на совершенном полотне ее лилейной кожи.

      В этот раз порез не показался ей раскрывающимся, как жадные губы. Он был словно прямая дорога, уносящая ее в лабиринт воспоминаний. Клер видела кровоточащие черные свечи, ножи, мертвые женские тела на столе и кого-то стоящего над ними, кого-то в камзоле. Видела собственные ладони, исколотые шипами роз, и складки собственного подвенечного платья. Слышала вопрос:

      – Зачем ты сюда пришла?

      И тут же пренебрежительное:

      – Ну ладно, раз уж пришла, оставайся! Смотри! Это будет и твоим промыслом когда-нибудь…

      И скальпель в его руке опустился на грудь мертвой женщины. Манжеты окрасились кровью.

      Окровавленные губы целовали Клер, и она чувствовала этот поцелуй. Он был и сладким, и жутким одновременно. Словно в губы пытается заползти змея, а не чей-то кровоточащий язык.

      Ей виделись могилы и черви. Мраморные статуи и растерзанные трупы. Втоптанные в землю цветы и золотые монеты.