он наконец, засовывая карандаш обратно за ухо. – А если бы вы пришли с утра, то мы бы сейчас уже вовсю варили.
– Не получилось с утра, – отвечаю я уже почти весело. – Проспала. Больно уж хорошо принимаете!
Он улыбается, и глаза его лучатся добрыми морщинками. Я прощаюсь и, лишь отойдя на несколько шагов, внезапно соображаю, что от меня, должно быть, крепко несёт перегаром.
Девушка в застеклённой будке призывно машет рукой.
– Главный просил, чтобы вы зашли к нему в конце дня.
Конец дня уже не за горами. И вопрос стоит почти по Гоголю: «Чи к главному, чи в „дурдом“?..»
К главному легче.
– Ну, как там, в мастерских? – интересуется Александр Иванович, выйдя из-за стола и отставляя для меня стул. – Всё ли в порядке?
– Всё хорошо, – отвечаю, стараясь дышать в сторону. – По-моему, дело в надёжных руках.
– Захарыч – наш лучший мастер, – говорит он, вынимая из стенного шкафа пузатую рыжую бутылку и два бокала. – Коньячку?
По привычке я собираюсь отрицательно замотать головой. Но вовремя спохватываюсь. Мы выпиваем по глоточку под лимон, по второму под шоколадку и ещё по одному просто так, и мне уже не нужно следить за своим дыханием.
– У меня для вас новость, – сообщает главный с интригующим видом.
– Ой, как интересно! И какая же это новость?
Изображаю крайнюю степень заинтригованности, чтобы не разочаровывать хорошего человека.
– Замечательная. Сегодня шеф отбыл в загранкомандировку и разрешил вам поселиться пока в его комнате отдыха.
– Ура! – восклицаю я, попутно следя за тем, как коньячное тепло разливается по телу.
– Идёмте, я вам покажу.
Комната напоминает номер в отеле средней руки, но после «дурдома» она кажется мне как минимум президентскими апартаментами. Я тону в большом кресле, обшитом мягкой складчатой кожей, Саша располагается в соседнем. Мы смотрим друг на друга и смеёмся. Я – от захватившей меня тёплой волны, которая расслабила моё тело, наполнила приятным ощущением парения, унесла прочь все грузы и тяжести и в мгновение ока вырастила где-то внутри непоколебимую уверенность в том, что теперь всё будет только хорошо. А он… Не знаю. Наверное, за компанию.
– Надо бежать за вещами, – говорю я, вытирая слёзы.
– Никуда не надо бежать. Мы пошлём за ними шофёра.
Он поднимает трубку и даёт ей какие-то указания.
Минут через пятнадцать, когда шофёр вносит мой чемодан, Александр Иванович деликатно целует мне руку и желает спокойной ночи. Я остаюсь в кресле и, прислушиваясь к себе, пытаюсь понять, откуда пришло чувство неловкости, которое всё время сидело где-то в дальнем-дальнем углу, но то и дело высовывалось и мучило меня в течение вечера, не исчезая полностью даже в самые светлые минуты. Вдруг догадка пронзает меня так, что я съёживаюсь и сижу, не в силах подняться с кресла. Я отчётливо вспоминаю, что при всей внимательности ко